Боже, храни мое дитя

Народное возмущение и душераздирающие призывы к отмщению, слегка замаскированные требованиями справедливости, становились все громче. Перед зданием суда постоянно собиралась толпа с плакатами, передовые статьи в газетах были посвящены этому судебному расследованию – казалось, всенародное горе не утолить ничем, кроме публичной казни с отсечением головы. Букер присоединялся к этим выступлениям возмущенных людей, но ему подобная казнь представлялась слишком простым и легким исходом. Он хотел не смерти этого насильника и убийцы – ему нужна была его жизнь, и он часами изобретал жуткие сценарии, согласно которым жизнь этого человека отныне оказалась бы исполнена бесконечной боли и отчаяния. Ведь был же у одного из африканских народов такой закон, согласно которому к спине убийцы привязывали тело убитого им человека! И эта кара казалась Букеру вполне справедливой и обоснованной, ибо на убийцу не только обрушивалось бремя общественного позора и проклятья, но он еще и был вынужден повсюду носить на себе разлагающийся труп своей жертвы. Всеобщий гнев и жаркие споры по поводу того приговора, который могли вынести «самому лучшему человеку на свете», потрясли Букера почти столь же сильно, как и смерть Адама. Собственно, само слушание дела в суде заняло не так уж много времени, зато предварительное расследование показалось вечностью. И в течение всех этих месяцев, наполненных кричащими газетными заголовками, бесконечными дискуссиями на радио и телевидении, сплетнями и соседскими пересудами, Букер тщетно пытался как-то остановить, заморозить ту бурю страстей, что бушевала в его душе, разобрать свои чувства по полочкам и отделить их от чужих, печальных или лихорадочно гневных, переживаний. Тот ужас, что случился с Адамом, думал он, не ограничивается одной строчкой в газете о выделении общественного пособия семьям погибших и простым перечислением шести малолетних жертв. Это вообще дело очень личное, и касается оно по-настоящему только их двоих, родных братьев. Года через два Букеру все же удалось найти решение этой проблемы, более-менее его удовлетворившее, и он даже немного успокоился. Как бы в память о своем действе с желтой розой во время похорон Адама он попросил вытатуировать ему на левом плече маленькую розочку. Но, сидя у мастера-татуировщика, он никак не мог избавиться от мысли, что на том же самом стуле вполне мог сидеть и гнусный хищник, убийца его брата, и, может быть, та же игла выписывала на его белой, как зубная паста, коже имена замученных им мальчиков. Правда, у мастера он ничего так и не спросил. К сожалению, у того не оказалось краски головокружительно яркого желтого цвета, который запомнился Букеру, и ему пришлось согласиться на оранжевый.