Боже, храни мое дитя

Фелисити сразу ответила: «О’кей, конечно», стоило Букеру спросить, нельзя ли ему какое-то время у нее перекантоваться, и он был ей очень благодарен за это, потому что своего жилья у него пока не было, а из аспирантского общежития он уже выписался. Возвращаясь на автобусе в университетский кампус, он вытащил старый номер журнала «Daedalus»[36], прихваченный с собой, погрузился в чтение и постарался отвлечься от бесконечного пережевывания грустных мыслей, вызванных разочарованием от встречи с родней. Впрочем, те же грустные мысли нахлынули с новой силой, когда в общежитии он зашел в свою прежнюю комнату и начал торопливо швырять в коробки остатки минувшей университетской жизни – рукописи, кроссовки, скомканную одежду, блокноты, журналы, – все подряд без разбору, за исключением обожаемой трубы. Наконец, решив, что буквально погряз в жалости к самому себе, несчастному и возмутительнейшим образом непонятому, он приостановил сборы и позвонил своей подружке Фелисити. Она работала в школе «на подмене», и их отношения с Букером продержались уже почти два года – прежде всего потому, что в течение довольно-таки продолжительных периодов времени они друг друга практически не видели. Фелисити вызывали на работу нерегулярно, в основном если внезапно заболел тот или иной учитель, и ей довольно часто приходилось ездить в весьма отдаленные районы. Так что Букер не испытывал особого смущения, спрашивая, может ли он ненадолго к ней переехать; оба прекрасно понимали, что речь идет всего лишь об одолжении и не имеет ничего общего с обязательствами. Дело было летом, а это означало, что Фелисити, скорее всего, довольно редко придется кого-то подменять в школе, так что они вполне спокойно смогут наслаждаться обществом друг друга, ничуть не ограничивая себя во времени: ходить в кино и в кафе, заниматься трейлраннингом[37] и вообще делать все, что им захочется.

Однажды вечером Букер взял Фелисити с собой в «Pier2», захудалый клуб D&D[38], который славился «живой музыкой» своего «комбо»[39]. Поедая рис с креветками, Букер, как это с ним часто бывало, размышлял о том, что квартету на крошечной сцене явно не хватает «меди». В сущности, вся популярная музыка держалась на струнных, гитарах и басах; их поддерживали клавишные и ударные. Разнообразные «комбо» мало чем отличались друг от друга – не считая, конечно, такие знаменитые коллективы, как «E Street Band»[40]

или «Wynton Marsalis’s orchestra»[41], – и редко отводили должную роль как при групповом исполнении, так и соло саксофону, кларнету, тромбону или трубе, и Букер каждый раз болезненно воспринимал эту пустоту. В итоге в тот вечер он все же решился пройти за кулисы в узкую гримерку, полную смеха, дыма и запаха травы, и спросить у сидевших там музыкантов, нельзя ли и ему хотя бы иногда играть вместе с ними. Однако им совсем не хотелось делить свой скромный заработок с незнакомым музыкантом, и они сразу же послали Букера куда подальше.

– Давай, парень, проваливай отсюда.

– Тебя вообще кто пустил?

– Но вы бы хоть меня послушали! – взмолился Букер. – Я же на трубе играю, а вашей группе духовых как раз не хватает!

Гитаристы продолжали сердито на него таращиться, а ударник вдруг произнес:

– Ладно, в пятницу приходи со своей трубой. По пятницам тут такое творится, что даже если ты облажаешься, особо заметно не будет.

Букер ничего не сказал Фелисити о предстоящем прослушивании. Ее совершенно не интересовало, играет ли он на трубе.

Послушавшись барабанщика, в пятницу Букер пришел задолго до выступления и успел продемонстрировать всей группе свое умение, старательно подражая соло Луи Армстронга. После чего ударник одобрительно ему кивнул, клавишник улыбнулся, да и оба гитариста никаких претензий не выразили. С тех пор в течение всего лета Букер по пятницам играл с группой, именовавшей себя «Big Boys». По пятницам даже в этом захудалом клубе было не протолкнуться; правда, те гости, что пришли сюда хорошенько выпить и закусить, на музыку особого внимания не обращали.