Боже, храни мое дитя

Брайд уселась на стул с декоративной подушкой на сиденье и стала смотреть, как Куин половником наливает в плошки густой суп, в котором кусочки курицы плавали среди горошка, картошки, молодых кукурузных початков, помидоров, сельдерея, зеленого перца, шпината и небольшого количества макарон-ракушек. Брайд только никак не могла понять, какой пахучей приправой этот суп сдобрен. Карри? Кардамон? Чеснок? Кайенский перец? А может, просто смесь черного и красного перца? Впрочем, что бы Куин туда ни положила, результат оказался поистине волшебным. К супу хозяйка подала корзинку с кусками еще теплой лепешки. Затем она и сама села за стол, благословила пищу и вместе с гостьей принялась за еду. Довольно долго обе молчали и с аппетитом ели. Наконец Брайд оторвалась от своей плошки, вытерла губы, вздохнула и, посмотрев на Куин, спросила:

– А зачем вы обжигали пружинный матрас? Там, за домом? Я видела.

– Из-за клопов, – кратко ответила Куин и пояснила: – Я их каждый год выжигаю, пока они из яиц не вылупились.

– Ох, а я о таком даже не слышала! – Теперь Брайд чувствовала себя гораздо свободней, а потому снова спросила: – А какую «ерунду» Букер вам посылал? Вы сказали, что он посылал какие-то свои опусы.

– Угу. То и дело посылал.

– О чем же он пишет?

– Да разве ж поймешь? Я чуть голову не сломала, да так и не разобралась. Если хочешь, я тебе кое-какие его записи покажу. А вот ты скажи-ка мне, зачем ты Букера ищешь? Он что, денег должен? По-моему, его женщиной ты никак быть не можешь. Да ты, судя по всему, и знаешь его не очень-то хорошо.

«Что правда, то правда. А ведь мне казалось, что я его очень хорошо знаю», – подумала Брайд, но вслух этого не сказала. Ей вдруг стало совершенно ясно, что секса, даже отличного, слишком мало, чтобы узнать человека. Секс вообще вряд ли можно считать хоть каким-то источником информации.

Брайд промокнула губы салфеткой и произнесла:

– Мы некоторое время жили вместе, а потом он меня бросил. Просто так. Словно на свалку выбросил за ненадобностью. – Брайд даже пальцами прищелкнула. – Встал и ушел, не сказав ни слова.

Куин усмехнулась.

– Да, он такой. Вечно уходит, вечно кого-то бросает. Считает, что это нормально. Он и из семьи точно так же ушел. Всех бросил. Всех, кроме меня.

– Он правда ушел из семьи? А почему? – Эта новость удивила, хотя ей вовсе не хотелось, чтобы Куин ставила ее на одну доску с родственниками Букера.

– Его старшего братишку зверски убили, когда они с Букером совсем маленькими были, и Букеру не понравилось, как его родители к этому отнеслись.

– А-а-а… – протянула Брайд. – Как это печально! – Она, конечно, постаралась придать голосу соответствующие сочувственные интонации, однако больше всего ее, на самом деле, потрясло то, что она ничего, совсем ничего об этом не знала.

– Не просто печально. Это событие, можно сказать, семью разрушило.

– Что же они такое сделали, раз он из дома ушел?

– Ничего. Просто стали жить дальше. И старательно делали вид, будто живут настоящей жизнью. Букер хотел, чтобы они почтили память брата – ну, там, какой-нибудь мемориал создали, или фонд, или еще что-нибудь в этом роде. Только у них его идея никакого интереса не вызвала. Совсем. Даже наоборот. Вот и произошел разрыв. Вообще-то, до некоторой степени и я в этом виновата. Я когда-то сказала Букеру, чтобы он ни в коем случае не отпускал брата, чтобы как можно дольше его оплакивал – так долго, как это будет необходимо. Но я никак не рассчитывала, что он поймет мои слова настолько буквально. Вот и получилось, что смерть Адама заполнила всю его жизнь. Да нет, стала его жизнью. Вот-вот, именно так, я думаю. И, по-моему, никакой другой жизни у него нет. – И Куин, заглянув в пустую плошку Брайд, предложила: – Еще?

– Нет, спасибо, но было очень, очень вкусно! Я просто не помню, чтобы когда-нибудь ела что-нибудь столь же восхитительное.

Куин улыбнулась.

– Это мой собственный рецепт. Называется «Объединенные Нации». Я соединила в нем рецепты тех городов, где родились мои семеро мужей. От Дели до Дакара, от Техаса до Австралии. Ну, там и еще несколько между ними затесалось. – И Куин засмеялась так, что плечи затряслись. – Господи, столько мужчин! И ведь в самом главном все одинаковые.

– А что в них самое главное?

– Право собственности.

«Столько мужей, и все же она живет одна», – подумала Брайд и спросила:

– А детей у вас нет? – Наверное, все-таки есть; фотографии маленьких людей были здесь повсюду.