Боже, храни мое дитя

– С точки зрения биологии, такой вещи, как раса, вообще не существует, так что расизм без расы – это абсолютный нонсенс; точнее, это просто выбор, сделанный той или иной группой людей, хотя и сделанный по наущению тех, кому этот выбор выгоден или нужен. Но это тем не менее выбор. Люди, разделяющие расистские убеждения, без них попросту превратились бы в ноль без палочки.

Разумные доводы Букера на какое-то время несколько утешили Брайд, однако они все же имели слишком малое отношение к тому, что ей почти ежедневно приходилось испытывать. Вот и сейчас, например, ей было крайне неприятно сидеть в машине под остолбенелыми взглядами двух маленьких белых ребятишек, которые смотрели на нее, точно завороженные; так же они, наверное, смотрели бы и на динозавра в музее. Тем не менее она отнюдь не намерена была поворачивать назад и отказываться от достижения поставленной цели только потому, что оказалась в несколько недружелюбной обстановке, вне привычной и комфортной для нее зоны обитания, вдали от выложенных плиткой тротуаров, аккуратных лужаек и домов, где живут люди самой различной расовой принадлежности, которые, скорее всего, не стали бы ей помогать, но и вредить тоже не стали бы. Короче, раз уж она, Брайд, решила выяснить, наконец, из чего она создана – из ваты или из стали, – то и речи быть не могло ни об отступлении, ни о возвращении назад!

Прошло еще с полчаса; дети уже успели уйти, а сверкавшее, как новенькая монетка, полуденное солнце так нагрело корпус машины, что Брайд не выдержала. Вылезла из «Ягуара», подошла к желтой дверце трейлера и, набрав в грудь побольше воздуха, решительно постучалась. Когда на пороге возникла полная приземистая поджигательница, Брайд вежливо сказала:

– Здравствуйте. Извините за вторжение, но я ищу Букера Старберна. Мне дали именно этот адрес.

– Оно и понятно, – кивнула женщина. – Ко мне и почта его приходит – журналы, каталоги, ну и всякая ерунда, которую он сам пишет.

– Так он здесь? – У Брайд голова закружилась, и она как завороженная уставилась на серьги женщины – золотые диски размером с раковину венерки.

– Не совсем. – Женщина покачала головой, так и сверля Брайд взглядом. – Хоть и неподалеку.

– Правда? А что значит «неподалеку»? Это далеко отсюда? Как туда доехать? – Вопросы так и сыпались у Брайд изо рта, поскольку она испытала огромное облегчение, убедившись, что К. Олив далеко не молода, а значит, ей не соперница.

– Запросто пешком дойти можно. Но сперва вы все-таки ко мне зайдите. Букер никуда не денется. Его надолго в постель уложили – он руку сломал. Да входите же! У вас такой вид, словно вас енот в лесу нашел, да только есть отказался.

Брайд нервно сглотнула. В течение последних трех лет девушка только и слышала, какая она удивительная красавица, какая у нее экзотическая, потрясающая внешность, какая она «горячая штучка» и тому подобное. В общем, сплошное «вау»! И вот теперь эта старуха с жесткими от краски рыжими волосами и осуждающим взглядом одной лишь шутливой фразой уничтожила весь набор комплиментов, ставших для Брайд такими привычными, и она снова почувствовала себя некрасивой девочкой с чересчур черной кожей – словом, в точности как дома у матери.

А Куин, поманив согнутым пальцем, ласково сказала:

– Входи, детка, входи. Тебе непременно поесть нужно.

– Послушайте, мисс Олив…

– Просто Куин, дорогая. И моя фамилия произносится, как «Ол-ли-вей». Ну, смелей, ставь ногу на ступеньку. У меня не так часто гости бывают, к тому же я могу с первого взгляда понять, голоден человек или нет.

«Вообще-то она права, – подумала Брайд. – Она так долго ехала и так сильно переживала все это время, что волнение совершенно заглушило чувство голода, однако теперь у нее в животе громко бурчало, так сильно хотелось есть, и она покорно вошла в дом. Первая комната приятно удивила царившим там порядком. Мало того, она оказалась такой уютной и милой, что у Брайд даже мелькнула мысль, уж не ведьма ли заманила ее обманом в свое логово. Было совершенно очевидно, что все в комнате сделано руками Куин: она сама и шила, и вязала как спицами, так и крючком, и кружева плела. Занавески, чехлы для мебели, вышитые салфетки – все было сделано вручную и выглядело замечательно. Одеяло, висевшее на спинке кровати – пружинный матрас с нее, по всей видимости, как раз остывал снаружи после обработки огнем, – было искусно выполнено в стиле пэчворк из лоскутков мягкой ткани нежнейших оттенков. В комнате поместились несколько старинных вещей – например, маленькие боковые столики, – размещенные весьма необычно. Одна стена была целиком отведена фотографиям детей в изящных рамках. В сторонке стояла плита с двумя конфорками; на ней исходила паром кастрюля. Тем временем Куин, явно не привыкшая к отказам, уже успела постелить на один из узких столиков льняные салфетки, поставить две фарфоровые плошки, а рядом еще положить салфетки в кольце и красивые серебряные суповые ложки, черенки которых были украшены филигранью.