Божественный лик Византии

Чуть позднее этот обряд вошел составной частью в специальную коронационную Литургию. Как известно, она была практически полностью идентична Литургии, совершаемой при поставлении лица в сан священника. Не случайно царем и иереем именовался уже Карл Великий, и сам папа Стефан III (768—772), желая польстить франку и его сыну Карломану, писал: «Вы – род избранный, царственное священство, народ святой»[1395].

А аббат Смарагд в своем сочинении «Царский путь» (около 818 г.), посвященному сыну Карла Великого Людовику I Благочестивому (814—840), утверждал, что Бог помазал короля как Своего сына на царство и приказал ему быть на земле наследником Иисуса Христа[1396]

.

Самым важным моментом коронации являлось помазание. Императору или королю помазывали голову и тело елеем, и миро, которое использовали для этого, по преданию, являлось именно тем, которым Ангел Божий помазал самого Хлодвига. Помазание ставило императора вне всего остального мира. Для современника тех далеких веков было совершенно непонятно, чем император отличается от епископа. И хотя Рим прилагал усилия для разделения статуса императора (короля) и священника, результаты были крайне незначительными[1397].

После окончания обряда помазания тело короля считалось священным, неприкосновенным и самым сильным символом власти – ведь таинство совершалось непосредственно над телом, а не гдето вообще. Не случайно случаи гибели, тем более убийства, королей были крайне редки, и такие факты неизменно вызывали гневное брожение в народной среде. При всех династических смутах IX—X вв. единственным королем, погибшим насильственной смертью (да и то на поле боя), был узурпатор Роберт I (922—923). А у англосаксов был убит в 978м или 979 г. Эдуард II (975—978), тотчас канонизированный как святой Эдуард Мученик[1398]

.

Длительное противостояние между германцами и французами за обладание Сицилией было разрешено 23 августа 1268 г. в битве у Тальякоццо. После затяжного и кровопролитного сражения французы, руководимые Карлом Анжуйским (1226—1285), одержали решающую победу. Поверженный 16‑летний наследник Германского короля Конрадин Гогенштауфен (1252—1268) и его товарищ Фридрих Баденский были судимы и обезглавлены 29 октября 1268 г. Это событие вызвало открытое недовольство поведением Карла Анжуйского, казнившего отпрыска королевских кровей. Папу Климента IV (1265—1268) упрекали в тайном предательстве Конрадина, и даже французы выражали гневное негодование[1399].

Другой хрестоматийный пример являет собой личность Английского короля Генриха VI Ланкастерского (1421—1471). Дважды всходивший на престол, низложенный английским парламентом, он был тайно умерщвлен в мае 1471 г. И, конечно же, сразу обрел ореол святости. Как святому (!) ему приписывали множество чудес: воскрешение мальчика, попавшего под мельничное колесо, и такое же чудо в отношении безумной девушки, случайно пронзившей свое горло ножом, исцеление многих больных и калек[1400]

.

Не только убийство, но и публичное оскорбление короля, пусть даже Римским папой, оценивалось крайне негативно. Всем известна история с покаянием Германского императора Генриха IV (1056—1105) в Каноссе, куда он явился 21 января 1077 г. и объявил через посредника о своей готовности подчиниться понтифику Григорию VII Гильдебрандту (1073—1085), если тот отменит интердикт в Германии[1401]. Отныне и навечно Каносса стала символом величайшего унижения монархической власти и самого государства. Друзья Генриха IV, да и многие простолюдины, нашли его поведение недостойным монаршего сана, а образ действий папы оценили как оскорбление всего германского народа[1402]

.

Как правило, монархи Запада уподоблялись священникам не только по статусу, но и по поведению. Примеров на этот счет более чем достаточно, но даже в череде блистательных государей Французский король Людовик IX Святой (1226—1270) выделялся своим благочестием и верой. Как рассказывают, он никогда никого не ругал и не позволял себе оскорблять подданных, не злословил, всегда был радушен и весел, добр и ласков.

Некто Жоффруа де Болье приводит рассказ о том, что рыцари начали пенять королю, будто тот проводит слишком много времени в молитвах и мессах. На это Людовик IX отвечал им, что если бы он употреблял вдвое больше времени на игру в кости или охоту, никто бы не сказал ему ни слова – справедливое замечание, не утратившее своей актуальности и сегодня. Такое благочестие далеко не случайно: Людовик Святой с полным правом считал свой статус священным и вел себя соответственно тому высочайшему положению, какое занимал. Об этом сохранилось прямое свидетельство современника Гийома Шартрского: «Людовик считал королевскую власть священной, и считал себя ответственным за спасение душ своих подданных»[1403].