Я попросил счет и заказал два стакана воды со льдом. Она закатила глаза:
– Когда ты с ним встречался, он на меня злился? Когда я приехала к нему в прошлый раз, он сказал, что ему не нравится мое отношение, будто я навещаю его только из чувства долга, – она поставила стакан на стойку. – В чем-то он прав, но что я должна делать? Я сутками работаю в магазине, потом по нескольку часов сижу за рулем, чтобы добраться до Луизианы, ночую у его родителей, которые меня вообще-то не любят. А потом я должна… – она махнула рукой. – Должна вытерпеть все это, а он жалуется, что у меня недостаточно радостная улыбка? Я на такое не подписывалась.
Она говорила серьезно, но я все равно посмеялся.
– Не думаю, что вообще есть какой-то список на подпись. Это не так работает.
– Смейся-смейся, – сказала она со злобой во взгляде. – Знаешь, как я себя здесь чувствую? Конченой и черной. Ты и понятия не имеешь, каково это – стоять в очереди, чтобы войти и встретиться с ним.
– Я знаю, – сказал я. – Я там вчера был.
– У женщин все по-другому. Они обращаются с тобой так, будто ты к сутенеру на свидание идешь. Все до единого улыбаются с такой ухмылочкой, мол, сама виновата. Жертва иллюзий. А если навести марафет и выглядеть прилично, будет только хуже. Они станут обращаться с тобой как с идиоткой, потому что очевидно, что ты могла этого избежать, если бы не была настолько тупой дурой.
Она постукивала пальцами в такт музыке, будто пытаясь вырваться из-под власти овладевших ею чувств, но уже была настолько пьяна, что не могла контролировать свои эмоции. Если бы мы были наедине, я бы прикоснулся к ней, но под взглядом барменши и еще троих мужчин я даже не стал поднимать руки, а просто сказал: «Пойдем».
Когда мы добрались до отеля, фонари не горели, но парковка у казино была заполнена. Очевидно, сегодня вечером на шоу будут бесплатно раздавать машины. Когда мы оказались под защитой дверей лифта, я повернулся к ней. Она обхватила меня руками за талию, напомнив мне о детстве, когда от ее объятий у меня перехватывало дыхание. От нее пахло водкой, но еще – лавандой и хвоей.
Я обнимал ее, пока лифт поднимался на шестой этаж, даже когда двери уже открылись и показалась семья с детьми, которая терпеливо ждала, чтобы войти.
– Молодожены, – объяснила детям мать.
Мы вышли из лифта и встали в коридоре, который вел к нашим комнатам.
– Все думали, что мы однажды поженимся.
– Ты очень пьяная, – сказал я. – Просто очень.
– Неправда, – сказала она. Она подошла к своей комнате и поднесла ключи к двери. Моргнул зеленый огонек. – Я другая, но не пьяная. Может, зайдешь? Хочешь?
– Селестия, – сказал я, почувствовав, как наклоняюсь к ней, будто земля накренилась. – Это же я, Дре.
Она рассмеялась, и ее смех звучал игриво, так, будто мы не видели, как папа Роя по старинке закапывает свою жену лопатой. Она рассмеялась так, будто с нами еще не произошло ничего плохого.
– А это – я, – сказала она, ухмыляясь. – Селестия.
Я попытался рассмеяться в ответ, но смех просто не шел из меня. Кроме того, этот смех был бы притворным, а я никогда не притворялся, когда был с ней.
Все закончилось уже тогда, когда я переступил через порог и щелкнул замок закрывшейся за мной двери. Мы не кинулись обниматься, как в кино, яростно целуясь и тискаясь. Первые несколько замедленных секунд мы просто разглядывали друг друга, будто получили посылку и не знали, как ее открыть. Она села на кровать, я сел вслед за ней, и это напомнило мне наш прошлый раз, когда мы переступили эту черту в старшей школе. Тогда, как и сейчас, мы были разодеты и уставшие. Но в тот раз мы были в темном подвале, хотя я и мог разглядеть очертания оборок на ее бальном платье. А сейчас на нас светил яркий свет. Волосы окутывали ее голову, как черный нимб, рты у нас горели от выпитого алкоголя, а одежда была испачкана кладбищенской землей.
Я подвинулся ближе к ней и запустил пальцы в копну ее густых волос.
– Мы ведь всегда были вместе, – сказала она. – Просто по-другому. Но всегда.
Я кивнул:
– Я хочу, чтоб ты со мной копала.
Мы рассмеялись, на этот раз вместе, по-настоящему. Тогда наши жизни изменились. Мы встретили друг друга с радостью на губах. Может быть, то, что произошло дальше, и не было законным союзом, у нас не было ни священника, ни свидетелей. Но это было нашим.
Рой