Брак по-американски

Мой младший брат уже поднялся на ноги и переводил взгляд с меня на отца, ожидая указаний. Карлос нежным тоном, который я слышал от него впервые, сказал: «Иди в дом, Тайлер». Потом он повернулся ко мне:

– Вместо того чтобы приехать сюда и побить меня, ты мог бы провести это время с Иви.

– Тебе больше нечего сказать? – ответил я.

Он раскинул руки, как Иисус Христос. На груди у него блеснула плетеная цепочка – под рубашкой был спрятан золотой диск размером с монетку, который ему давным-давно подарила мама, и он его с тех пор не снимал.

– Что ты хочешь от меня услышать? – спросил он как ни в чем не бывало, будто действительно хотел узнать.

Хороший вопрос. Что он мог сказать столько лет спустя? Что ему очень жаль?

– Я хочу, чтоб ты сказал, что не хочешь ей смерти.

– Господи, ты что. Нет. Я не хочу Иви смерти. Я всегда думал, что мы каким-то образом все перетрем и снова станем типа друзьями. Думал, что со временем мы помиримся. Она выдающаяся женщина. Посмотри на себя. Она тебя вырастила. Я всегда буду ей за это обязан.

Знаю, что это не бог весть какое признание, но тогда я счел это подарком.

Через неделю Иви стало лучше и ее перевели из реанимации в общую палату на четвертом этаже больницы. На тумбочке у нее стоял яркий букет, шесть розовых роз и какая-то зеленая трава. Она дала мне прочитать открытку: Поправляйся. С искренними пожеланиями, Карлос. После этого наши отношения немного наладились. Из любезности он приглашает меня на семейные праздники, и из любезности я отказываюсь. Со дня на день я получу от него рождественскую открытку, и внутрь будет вложено бодрое письмо от его жены. Я не читаю эти ежегодные сводки – не перевариваю ее отчеты, какие у нее здоровые и счастливые дети. Я не завидую им, но я их не знаю.

А вот папа Роя вызывал у меня зависть. Не подумайте, что до него я не встречал ответственных отцов. В конце концов, я вырос рядом с Селестией и мистером Давенпортом. Но отец, который воспитывает дочь, отличается от отца, который воспитывает сына. Как левые и правые ботинки из одной пары. Одинаковые, но не взаимозаменяемые.

Я не думаю о Карлосе постоянно, как какой-нибудь жалкий черный парень, который вырос без папочки и теперь на всю жизнь останется ущербным. Иви меня правильно воспитала, и я, в сущности, цельная личность. Но, сидя за рулем внедорожника, зависнув в середине восьмиполосной трассы, я захотел поговорить с отцом. Рой Гамильтон вышел из тюрьмы на семь лет раньше. Не то чтобы это радикально все меняло, но от бега часов у меня сводило живот и кружилась голова.

Мне нужен был наставник или, может быть, инструктор. В детстве эту роль на себя иногда брал мистер Давенпорт, но теперь он ведет себя так, будто ему противно на меня смотреть. Иви цокнула языком и сказала, что никакому отцу не понравится рыжая жопа, которая разлеглась рядом с его дочерью. Я попытался объяснить ей, что все несколько глубже. Иви ответила: «А пока Роя не посадили, разве Франклин его так любил?» Нет, не любил, но это уже не важно. Теперь мистер Давенпорт превозносит его над своей собственной дочерью. В каком-то смысле вся черная раса превозносила Роя – мужчину, который только что спустился с креста.

«Заходи когда хочешь», – мимолетом бросил мой отец, когда я столкнулся с ним и его женой в супермаркете на Каскад Роуд. Он толкал тележку, нагруженную курицей, ребрышками, картошкой, тростниковым сахаром, клубничной крем-содой и всем, что может понадобиться для барбекю. Он увидел меня раньше, чем я его, иначе мы бы так и не поговорили. Когда его жена как ни в чем не бывало отошла к прилавку с салатами, Карлос положил ладонь мне на руку и сказал: «Так больше нельзя».

Как такое происходит с семьями? Я видел фотографии. Вот он я с шевелюрой маленького Майкла Джексона сижу у него на плечах. Я помню рутинные вещи, например как он учит меня писать, не брызгая на пол. Мне даже вспоминается, как его ремень жалит мои ноги, но это случалось нечасто. Раньше он был мне отцом, а теперь мы почти не разговариваем. Возможно, мужчина способен любить сына лишь с той же силой, с какой он любит его мать. Но нет, это не может быть правдой. Он был моим отцом. Я не был его полной тезкой, но фамилию его я ношу столь же легко, как ношу свою кожу. «Мы всегда тебе рады», – сказал он тогда.

И я решил поймать его на слове.

Я не верю, что семья замешена только на крови, родство – это круг, в который вы встаете, крепко держась за руки. Надо отдать должное общим генам, но вопрос в том – что именно это должное. Я рос без отца, это сыграло свою роль. Чувство примерно то же, как когда у тебя одна нога на полдюйма короче другой. Ходить сможешь, но будешь хромать.