Я не спорю, потому что отчаянно хочу согреться, и очень стараюсь не вдыхать аромат его лосьона после бритья, когда натягиваю джемпер на себя. У меня это плохо получается, и нос наполняется запахом Джейка. Еще хуже то, что сейчас, надежно завернутая в его джемпер крупной вязки, я не могу отвести взгляд от его мускулов, обтянутых майкой, но поспешно, хоть и с трудом, отвожу его в сторону. Я знала, что он накачанный, но… в общем, у Эл и Хлои случилось бы по инфаркту, будь они здесь.
– Ладно, теперь к делу. Открывай, – командует он, берет меня за руку и вкладывает в нее белый конверт.
Закатив глаза, я разрываю его, зная, что он будет ждать, пока я не сделаю этого, и что ни за что бы не выдержала, не будь его тут. Конечно, я хочу посмотреть, что она мне отправила.
– Никакого письма, – говорю я упавшим голосом, – только это.
Крошечная серебряная елка свисает из моей левой руки.
Он указывает на браслет:
– Давай.
Засомневавшись, я смотрю на него.
– В чем дело?
– Звучит глупо, но что, если я такая же, как она? Что, если, надевая его, я становлюсь похожей на нее?
– Ты его годами носила, Джонс. – Он хмурится, опускает брови. – Ты думаешь, что из-за шармов решишь однажды взять и сбежать?
– Ну, когда ты это говоришь, звучит глупо…
– Слушай. Мама оставила тебя, и это стало частью тебя – того, какая ты и кто ты, – нравится тебе это или нет, и с этим придется смириться. Но это не значит, что ты –
– Ладно, – бурчу я, – я знаю, что веду себя иррационально.
– Не буду спорить, – шутит он, берет шарм из моих пальцев и наклоняется, чтобы его пристегнуть.
Я оскорбленно соплю над его головой, но есть что-то уязвимое и близкое в его голой шее, покрытой мурашками от холода, – и это застает меня врасплох.
– Вот. – Он садится с самодовольным видом. – Выглядит хорошо. Как будто там и был.
– Ты иногда бываешь таким придурком, – вырывается у меня.
– Ага, – весело кивает он, – но я, по крайней мере, об этом знаю. Лучше же, когда тебе комфортно в своей шкуре и когда принимаешь себя таким, какой ты есть, правда? К тому же я не очень часто веду себя как придурок, так что ничего страшного.
– Хах. Ну, могу тебе сказать, кто точно придурок большую часть времени. – Я зарываюсь лицом в шерстку Флер, когда она забирается на лавочку рядом со мной.
– Крейг?
– Ага.
Он наклоняется ко мне: я чувствую его теплое влажное дыхание на моей щеке.
– Так что случилось?
Я не уверена, стоит ли мне делиться с ним этим, но я просто позволяю словам выйти: обида и негодование переполняют меня.
– Коротко говоря, он меня бросил. Видимо, я была слишком легкомысленной, витала в облаках и никогда не уделяла должного внимания ему и нашим отношениям, потому что, даже когда мы были вместе, я думала о чем-то другом. Он сказал, что у меня очевидный страх близости из-за этой ситуации с мамой. А еще что я веду себя
– Нет! Да, ты бываешь временами рассеянной, но это потому, что ты рисуешь, и это справедливая причина. Ты должна делать то, что любишь, что тебе интересно. Иначе какой в этом смысл? К тому же этот парень – осел. Это было ясно еще на концерте – особенно когда он пытался сказать, что музыкальный шарм, который мы все купили, – его заслуга.
– Тебе он тоже ляпнул что-то плохое, да? Ты так и не сказал мне, что именно.
Он качает головой.
– Не имеет значения.
– Уверен?
– Да, – отвечает он, – ничего особенного. У тебя и так голова забита всяким. Тебе надо сконцентрироваться на том, чтобы оставить Крейга в прошлом, а не беспокоиться из-за тупой фразы, которую он ляпнул несколько месяцев назад.
– Окей. Если ты уверен. – Затаскиваю дрожащую Флер себе на колени и прижимаюсь щекой к ее головке. Она утыкается в меня, но я знаю, что она все еще строит глазки Джейку. – А я? Легкомысленная феечка, да? Витаю в облаках?
– Очень похоже на правду, – говорит Джейк, – но именно такой ты и должна быть. К тому же кому захочется никогда не отрываться от земли, когда на ней бывает так дерьмово?
Я смеюсь, и на душе теплеет от того, как он превращает оскорбления Крейга в комплименты. Но беда в том, что комментарии Крейга почти попали в точку. У папы были те же страхи насчет меня, когда мне было тринадцать: он тревожился, думая, что я уйду куда-то, переживал из-за моей вспыльчивости и склонности убегать. И травма из-за того, что случилось в моей старой школе перед переездом. Я чувствую, как при мысли об этом кожу на пояснице покалывает.
Я одергиваю себя.
– Что-то это становится слишком печальным и мрачным. Спасибо, что выслушал и поддержал, но я же говорила, что отомщу. – Освободившись от Флер, я наклоняюсь и набираю немного снега, затем плавно разворачиваюсь и запускаю шарик ему в лицо. Снежок разбивается о его нос, и он вскакивает с лавки, выпучив глаза.
– Тебе конец! – вопит он, запуская руки в соседний сугроб и отправляя в меня два ледяных шара. Я уворачиваюсь и бегу обратно в дом, в ушах звенит его крик: – Так нечестно!