Браслет с шармами

– Бедная девочка, Джейк.

– Могло быть и хуже, поверь мне, – отвечает он. – Боже, если бы она назвала меня Джей-Джеем еще раз… – Он прикрывает глаза, потом открывает и смотрит на меня. – И она болтала и болтала без остановки, целых два часа!

– О чем?

– Абсолютно ни о чем, всякая фигня. Я перестал слушать после первых двадцати минут. Неплохо иногда помолчать, знаешь. Пойдем, – говорит он, – полежим на песке и посмотрим на море. Я знаю, это не Дердл-Дор, но…

– Хорошо, – быстро вставляю я, не желая вспоминать ничего грустного сегодня.

Спрыгнув на пляж, он протягивает руку, чтобы помочь мне. Я делаю вид, что не вижу ее, и прыгаю, придерживая одной рукой платье, вслед за ним. Я не уверена, что могу держать его за руку со всеми этими противоречивыми чувствами внутри.

Песок обжигает мне ноги, и я воплю:

– Ай!

– Горячо, да? – говорит он коротко, а потом шагает вперед, расправив плечи.

К тому моменту, как я подхожу к месту, которое он выбрал, осторожно обогнув шумные семьи и дружеские компании, разбросанные по пляжу, его лицо уже выражает равнодушие, глаза спрятаны под солнечными очками, и он смотрит на море. Я расстроила его, но не очень понимаю чем. Может, ему показалось, что я его оттолкнула, когда не приняла помощь? Я не хотела показаться грубой. Мне просто нужно время, чтобы привести в порядок мысли.

Выбрав безопасную тему в надежде поднять ему настроение, я усаживаюсь на песке и ставлю туфли рядом.

– Лето – забавное время, правда?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… – я смотрю на бирюзовые волны, накатывающие на берег, прислушиваюсь к гомону людей и музыке, смеющимся детям, играющим в песке с ведрами и лопатками. – Все в мире, кажется, слетаются к берегу, транспорт стоит в пробках, образуя там и сям извивающиеся кипящие ряды. Люди копаются в саду или катаются на велосипеде, чтобы побыть на солнце. Нужно побывать на десятках свадеб, выпить на десятках праздников. И так без конца.

– И что не так? По-моему, звучит хорошо.

Решая заключить мир, я честно отвечаю:

– Все это – моя версия ада. И потом, помимо пары хороших человек рядом со мной, моих самых любимых, другие люди – это

мой ад. Я уверена, какой-то известный писатель или поэт сказал это однажды. Кем бы он ни был, я с ним согласна.

– Ты хоть понимаешь, насколько социофобкой сейчас выглядишь? – голос Джейка смягчился, и, судя по интонации, он немного развеселился.

Пожав плечами, я смотрю, как чайка снижается к воде в поисках закуски.

– У меня есть проблемы поважнее.

– Например?

– Ничего, это неважно.

– Ладно. – Он наконец смотрит на меня, подняв очки на густые черные волосы. – Но должен признать, что когда думаю о тебе в море, то не представляю тебя на вечеринке, прогуливающейся в толпе или дерущейся за пакет сосисок для барбекю.

От этой картинки я смеюсь.

– Не представляешь? – я обмахиваю лицо ладонью, поджариваясь на полуденном солнце. Он думает обо мне, когда уезжает. Жар пробегает по коже, а эхо волн, разбивающихся о берег, кажется вторым сердцебиением. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.

– Нет. Я представляю тебя в саду, тихую, с кисточкой в руке и холстом перед тобой. Представляю, как твой браслет скользит по руке, а шармы сверкают на солнце. – Он щелкает пальцем по одному – круглому диску с выгравированным на нем морем, заходящим солнцем, чайками, морской звездой и лодкой с крошечным голубым камнем – тому, который я получила на окончание десятого класса. И он сейчас больше всех подходит под обстановку. – И еще, – добавляет Джейк, – ты не двигаешься, а на лице то выражение, когда ты собираешься с мыслями.

– Какое выражение?

– Хмуришься и кусаешь губу.

– Я не хмурюсь!

– Хмуришься, я клянусь. – Он выставляет руки, защищаясь от моих ударов.

– Проехали. – Мотнув головой, я расслабляюсь, запускаю руку в песок и просеиваю золотые шелковистые крупинки сквозь пальцы. – Ты такой странный иногда. И вообще, откуда ты знаешь, как я выгляжу, когда рисую?

– Ты рисуешь в саду иногда, и когда я возвращаюсь домой, то вижу тебя из окна спальни.

– Не с крыши? – Я поднимаю бровь.

– Уже нет. А теперь прекрати менять тему. Стоит только мне заговорить о твоих картинах, ты…

– Да хватит обо мне, что насчет тебя? – перебиваю я. – Как работа? Тебе можно об этом говорить?

– Ты временами такая заноза в заднице, Джонс. – Но он все равно продолжает. – Можно, как оказалось. У меня есть новости. – Он неуверенно замолкает.

Сомнение странно выглядит на его лице, потому что обычно он самый уверенный человек из всех, кого я знаю. Или, как я раньше ему говорила, самый нахальный.

– Ну так? – подсказываю я.

– Я ухожу из морской пехоты.

– Что? – Он не смог бы удивить меня больше, даже если бы постарался. – Но ты любишь свою работу.

– Пора что-то менять. Пора вернуться домой. Поживу с мамой пока, потом найду себе собственное жилье.

Я изучаю его лицо и размышляю, не скрывает ли он от меня что-нибудь. А мысль о том, что он теперь всегда будет жить на моей улице, радует и тревожит одновременно.

– Не будешь скучать? Ты как-то сказал мне, что твоя команда, отряд, или как они там называются, тебе как семья.