Одно из центральных мест в имагологии занимают стереотипы. Поскольку у каждого народа существуют собственные представления об окружающем мире, а также о представителях другой культуры, то естественно, что в любом обществе «складываются определенные стереотипы – как относительно самих себя, относительно поведения и традиций в пределах своего культурного пространства, так и относительно представителей другого языкового и культурного пространства»708
. Заметим, что само понятие «стереотип» привлекает большое внимание исследователей. Между тем, среди ученых отсутствует единая позиция относительно понятийного аппарата, прежде всего, самого термина «стереотип», а также правомерности его использования. В литературе можно встретить различные термины: национальные стереотипы, этнические предрассудки, этнические представления, национальные образы и другие, хотя все они означают одно и то же явление709. Напомним, что впервые термин «стереотип» (греч. stereos – твердый, typos – отпечаток) был введен в научный оборот У. Липпманом. В своей книге «Общественное мнение» (1922 г.) ученый предпринял попытку определить место и роль стереотипов в системе общественного мнения. Под стереотипом Липпман понимал особую форму восприятия окружающего мира, оказывающую определенное влияние на данные наших чувств до того, как эти данные дойдут до нашего сознания710.Современный британский историк Э. Кросс трактовал происхождение термина «стереотип» несколько иначе. Он отмечал, что в конце XVIII века была изобретена монолитная печатная форма – пластина, позволившая печатать с нее большое количество копий, которая и получила название «стереотип». «Вскоре, – продолжал ученый, – это слово превратилось в эпитет, смысл которого вышел далеко за рамки печатного дела». Однако, только в XX в. данный термин получил «широкое распространение, в основном, в уничижительном смысле». И, как явствует из «Оксфордского словаря английского языка», этим словом стали обозначать «предвзятое и чересчур упрощенное общее представление о характеристиках, типичных для человека, ситуации и т.д., а также человека, который представляется в значительной степени соответствующим некоему типу»711
. Из рассуждений ученого следует, что в самом понятии «стереотип» заложен некий негативный смысл в отношении к обсуждаемому предмету, в данном случае – представителям другой страны или национальности.В какой мере стереотипы национальной культуры формировались в результате межкультурного общения, можно проследить на примере истории англо-российских отношений в допетровскую эпоху712
. Какие черты русской жизни XVI–XVII вв. представлялись наиболее типичными для иностранцев, и которые сделались для них по сути дела стереотипами на протяжении последующих веков? Англичане, как отмечал Кросс, обращали особое внимание на тиранию, начинавшуюся на царском престоле и распространявшуюся «сверху донизу на все аспекты общественных и семейных отношений», церковь, «достойную презрения за свои предрассудки, идолопоклонство», и духовенство, «представлявшее собой весьма жалкое зрелище», широко распространенное невежество, холодный климат, странную одежду, а также такие черты характера русских людей, как распутство, пьянство, лживость, лень и раболепство. К положительным качествам русских относились: способность к игре в шахматы, устойчивость к сильным холодам и лишениям, столь необходимым солдатам713.Примечательно, что подобные характеристики России и ее жителей давали практически все английские путешественники, дипломаты и литераторы, побывавшие в допетровской России (Дж. Турбервилль, Дж. Флетчер, Дж Горсей и др.). Сформировавшиеся этнические стереотипы остались практически неизменными и в петровскую эпоху714
. Но сохранились ли подобные стереотипы в изображении России и русского народа в царствование Екатерины II? Анализ дипломатической переписки, мемуаров и публицистики британских послов позволяет ответить на поставленный вопрос.Хотя в дипломатической переписке содержатся характеристики Екатерины II и ее приближенных, однако наиболее полное описание Российской империи в период ее правления представил только один из послов – Джон Макартни. В 1767 г. он возвратился на родину и спустя год анонимно издал книгу «Описание России 1767 года». Следует заметить, что анализ указанного произведения был проделан Н.А. Белозерской в 1887 году.715
По оценке исследовательницы, книга Макартни представляет собой «обстоятельный и разносторонний отчет» о состоянии России в первые годы царствования Екатерины II, а сведения и суждения автора «заслуживают полного доверия»716. Что касается современных историков, то они практически не обращались к данному произведению. Лишь в 1994 г. И.В. Карацуба в небольшой статье предприняла попытку, что называется, «реанимировать» указанный источник717.