Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Бесспорный интерес в книге Макартни вызывают его рассуждения о состоянии искусств и наук в России. Он полагал, что едва ли можно говорить серьезно о таких предметах в империи, где не существует университетов, сравнимых с европейскими. На его взгляд, «регулярный процесс образования и определенные градации в достижении профессионального образования являются предметами, неизвестными для русских». В то же время Макартни был уверен, что славу России в будущем может принести русская литература, если только ее народ «избавится от тени варварства» и достигнет успехов в искусствах и науке. В Москве существует школа, которая называется университетом, но, по мнению автора, это чистое «недоразумение». В эту «школу» принимают лиц любого возраста, без предварительной подготовки. Учителя, которых называют профессорами, но которые «таковыми по своей образованности и профессионализму вряд ли являются», это, как правило, лица, приглашенные из иностранных университетов. Их принимают на службу без всякого испытания. Для обучения сухопутных и морских офицеров создано два учебных заведения, но оба несовершенны и мало соответствуют своему назначению.

Особое внимание Макартни уделил учрежденной Екатериной II Академии художеств, в которой состоят несколько профессоров архитектуры, скульптуры и живописи. Все они являются иностранцами и редко людьми выдающимися, поскольку талантливый художник, на взгляд автора, вряд ли покинет свою страну ради России. Ученики в академию набираются из числа детей священников, солдат и мещан, при этом профессора отдают предпочтение тем, кто подает большие надежды или обладает выдающимися способностями. Недавно был опубликован «кодекс» воспитания учащихся, читать который, по мнению автора, «без улыбки невозможно». Так, «студентам» настоятельно советуют основательно ознакомиться с теми предметами, какие считаются наиболее важными и необходимыми для разных отраслей искусства, которым они собираются себя посвятить. Затем от них требуют приобрести знания истории, хронологии, физики, метафизики и т.п.784

Остановился Макартни и на описании Академии наук, основанной Петром I. Образованные члены этого сообщества, писал он, опубликовали 20 или 30 фолиантов о своей научной деятельности. Среди членов Академии есть образованные немецкие профессора, но есть и такие, которые издают «тома всякой всячины, написанные напыщенно и бездарно, хотя и прекрасной латынью». Макартни упоминал, что на протяжении 20 лет Академию возглавлял «знаменитый Эйлер», которого отправила в отставку императрица Елизавета Петровна, назначив президентом академии графа Р. (К. Разумовского), «едва умевшего читать и писать». Нынешняя императрица из уважение к заслугам Эйлера, а также «желая возместить понесенные им оскорбления», предложила ему вернуться в Россию и вновь занять кафедру, но поскольку он стар и почти ослеп, то, на взгляд автора, «нельзя ожидать большой пользы от его знаний и деятельности»785. Макартни посетил также музей при Академии наук (Кунсткамеру), в котором содержалось «немало ценных вещиц». Среди них – барабан сибирского колдуна, несколько китайских игрушек, скелет знаменитой лошади Петра I и два слоновьих бивня.

К достижениям русской литературы Макартни отнес поэзию. Русский язык, на его взгляд, кажется «наиболее подходящим для этого: он краткий, волнующий, музыкальный и льющийся». В течение многих лет у русских не существовало поэзии, за исключением простонародного творчества. Первый поэт, о котором узнали, был сын молдавского правителя князь Кантемир. Затем появились два замечательных гения: Ломоносов и Сумароков. Они превратили русскую поэзию в искусство. Первый написал оду, в которой «много величественных страниц», последний заслужил славу драматурга. «Я с большим удовольствием смотрел пьесы Гамлета и Меропа, – делился своими впечатлениями Макартни, – хотя это не более, чем подражание оригиналу, но они прекрасно приспособлены к русскому театру». Сумароков написал также две трагедии, основанные на событиях из русской истории, которыми многие восхищаются. Помимо прочего он реформировал русский театр, который теперь «не уступает по своим порядкам и богатству обстановки другим европейским театрам». Кроме русских пьес, в Петербурге ставятся французские и немецкие комедии, а также итальянская опера. Расходы на театральные представления оплачивает сама императрица786.