Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

В начале 1771 г. российская дипломатия начала подготовку к заключению мира с Турцией. Один из документов «под величайшим секретом» был показан Кэткарту неким «приятелем». В депеше от 18 февраля посол извещал Лондон о «черновом условии» пожеланий императрицы. «Имею честь сообщить их вам, милорд, под величайшим секретом, – писал Кэткарт графу Галифаксу, сменившему на посту Рошфора, – они состоят из трех вопросов, а именно: обеспечение против нарушения мира со стороны Турции, вознаграждение и торговые сношения. … Императрица заявляет свои права на Азов и на оказание покровительства народам, живущим между Кавказскими горами и Дагестаном, оставляя прочие страны нейтральными. Она обещает некоторые выгоды для грузинцев и для христиан, подданных Турции … Она предъявляет старинное право на владычество над татарами, уже освободившимися, и над татарами крымскими; но, отказываясь от этого права, настаивает на их независимости под управлением их собственного хана и также настаивает на независимости обоих покоренных княжеств. Относительно второго пункта она желает сумму в виде … вознаграждения … 25 млн. рублей, издержанных в эту войну. Ввиду достижения третьей цели … настаивает на свободной торговле на Черном море и требует для своих кораблей одного из островов в Архипелаге»328.

Последнее требование Екатерины вызвало недовольство ряда европейских государств, в том числе Великобритании. В послании Кэткарту от 5 апреля 1771 г. граф Галифакс заявлял: «Не подлежит сомнению, что даже наиболее дружественные к России европейские державы будут сопротивляться мысли о ее владении одним из островов Архипелага». Он советовал послу донести эту информацию графу Панину «под видом собственного мнения»329. В неофициальной беседе с Паниным посол вновь упомянул, что Англия смотрит на союз с Россией «как на первый и краеугольный камень этого здания, долженствующий своим заключением лечь в основание дальнейшего успеха дела». В ответ российский министр заметил, «что это случится скоро», если англичане того желают так же искренне, как Россия330

.

Тем временем британцы не оставляли надежды выступить посредниками при заключении мира России с Турцией. Они были очень обеспокоены тем, что на эту роль могут пригласить Францию или Австрию. Кэткарт извещал Галифакса, что из беседы с Паниным ему удалось выяснить следующее: если Франция пожелает выступить в качестве посредницы при заключении мира, Великобритания этой миссии будет лишена331. Еще большее опасение у англичан вызывала позиция Австрии. В мае 1771 г. стало известно об освобождении из турецкого плена семьи русского министра Обрезкова. Большое участие в этой операции принял австрийский двор. «Обстоятельство это доказывает искренность венского двора и желание турок заключить мир на таких условиях, которые, как им известно от других дворов, императрица согласна им гарантировать, – извещал Кэткарт Галифакса, – ибо честь ее, оскорбленная заключением ее министра, ныне удовлетворена его освобождением»

332. Лондон взволновало также известие о том, что граф Алексей Орлов побывал в Вене, где ему оказали «весьма милостивый прием». Некто передал Кэткарту, что «в кармане у него (Алексея Орлова – Т.Л.)

уполномочия на заключение мира». Посол же полагал, что «об этом не может быть речи до тех пор, пока он (Орлов – Т.Л.) вместе с флотом не дойдет до Константинополя, чего Австрия, как кажется, чрезвычайно опасается»333. Как бы то ни было, но Россия продолжала самостоятельно решать вопрос о том, на каких условиях вести переговоры с поверженным противником. Мирный договор с Турцией был заключен 10 июля 1774 г. Но это событие произошло уже во время пребывания в России другого посла Великобритании.

Весной 1771 г. Кэткарт еще раз пытался повидаться с Паниным, чтобы вернуться к обсуждению союзного договора. Однако эти попытки не увенчались успехом, как полагал дипломат, в силу чрезвычайной занятости министра. Посол сетовал по поводу того, что граф Панин видит Ее Величество лишь раз в неделю в продолжение нескольких часов. «Остальные же дни или вернее вечера он проводит в работе над самыми спешными делами. По утрам он никого не принимает, а после полудня … по большей части ездит верхом с великим князем, вследствие чего его чрезвычайно трудно видеть, а между тем за исключением его нет ни одного лица, к которому можно бы было обратиться. При таковых обстоятельствах я убежден, милорд, – писал Кэткарт графу Галифаксу, – что Вы поймете до какой степени трудно подвигать дела»334.