Брошенные машины

Мы медленно ехали по огромной, переполненной автостоянке, разбитой вокруг главного корпуса. Флаги народной республики отдыха и развлечений были повсюду. На столбах, на растянутых над стоянкой канатах. Белая голубка на голубом фоне. Та же эмблема присутствовала и на холщовых навесах, защищавших машины от солнца.

Между рядами машин располагались ларьки и киоски, где продавали еду и всякую мелочевку. Люди бродили по торговым рядам или сидели на раскладных стульях: читали и разговаривали друг с другом. Среди киосков носились дети. Тут же бродили собаки. Двое мужчин средних лет, похоже, затеяли драку, но никто не обращал на них внимания. Это была вялая драка, ленивая и беззлобная.

Где-то играла музыка. Несколько человек танцевали прямо среди толпы, прижимая к себе партнеров. Были там и такие, кто танцевал в одиночестве: сам по себе или с воображаемым партнером.

– Что-то я не понимаю, – сказала Тапело. – Кто эти люди? Что они здесь делают?

– Они здесь живут, – сказал Павлин. – В вечном пере-дозняке.

Что-то ударилось в бок машины, в дверцу с моей стороны. Маленький мальчик прижался лицом к стеклу. А потом Хендерсон тихо вскрикнула. Еще один мальчик, с ее стороны. Точно такой же, как первый. Одно лицо. Одно лицо, повторенное дважды. Два одинаковых мальчика. Близнецы. И куда ни глянь – та же улыбка, то же безмятежное выражение, тот же застывший взгляд, что и у парня на въезде, – и у этих мальчишек, и у всех остальных.

– Сомнамбулы, – сказал Павлин. – Дешевый порошок. Холодный транс; передозировка плохим «Просветом».

Восприятие обостряется настолько, что сознание «улетает» в другую реальность, не то чтобы оторванную от мира, но так или иначе обособленную.

Мы доехали до заправки, где была мастерская, и улыбающийся механик назвал нам цену за проверку, ремонт и бензин.

– В общем, займись, – сказал Павлин. – Только быстро, ага?

Я заплатила механику, на этот раз настоящими деньгами. Павлин обернулся к нам.

– Беверли. Мы приехали. – Хендерсон ничего не сказала, она просто взглянула на Павлина, и тот, подождав еще пару секунд, добавил: – Можно пока погулять. – Он повернулся обратно к Тапело. – Девочка, сколько время?

– Время? Да, время. Марлин…

Я передала Тапело ее сумку. Она достала часы.

– Два часа. Самое начало третьего.

– Нет, – сказал Павлин. – Мне надо точно.

– Четыре минуты третьего.

– Еще точнее.

– Два часа, четыре минуты и двадцать пять секунд.

– Хорошо.

В первый раз за последний месяц мы узнали точное время. Это было так странно – и больно. Как будто мне ткнули иголкой в лицо.

– Хорошо, – повторил Павлин. – Два часа, четыре минуты и сколько теперь секунд?

– Тридцать семь.

– Хорошо. – Тридцать восемь, тридцать девять…

Павлин взял свою сумку, достал аптечку и бутылку воды. Принял капсулу «Просвета», запил ее водой.

– Пусть нам будет хорошо. – Он бросил аптечку к нам на заднее сиденье. – Не пропустите дневной прием.

– А вы мне не дадите немножко денег? – спросила Та-пело.

– Да без проблем, – сказал Павлин.

Я дала девочке деньги. Она посмотрела на них и сказала:

– Это все?

– Это все, – сказал Павлин.

– Но ты пока не собираешься нас бросать?

– Кого – вас?

– Ну, ты же сказал, что если получишь, что хочешь, то сразу уедешь куда-нибудь далеко, бросишь нас. То есть всех нас.

– Да я тебя даже не знаю, девочка. Я не знаю, кто ты.

– Я знаю, да. Но ведь ты не уйдешь?

– Ну, когда-нибудь точно уйду, – сказал Павлин.

– Ага, понятно, – сказала Тапело. – Когда-нибудь. Павлин открыл свою дверцу.

– Ладно, давайте пока погуляем. Но только недолго. Всем ясно? – сказал он, выходя из машины.

– Ясно-ясно, – сказала Тапело. Павлин наклонился к моему окну.

– Марлин, ты останешься здесь. Будешь присматривать за машиной и за чемоданчиком.

– Хорошо.

Водительскую дверцу заклинило, так что Тапело перелезла через сиденья и выбралась из машины с пассажирской стороны. Павлин направился к главному зданию, а Тапело пошла к киоскам.

Мы остались вдвоем с Хендерсон. В напряженном молчании.

– Ну ладно, – сказала я наконец.

– Выпусти меня, – сказала Хендерсон.

– Что?

– Дай мне выйти.

– А, да.

Ее дверцу тоже заклинило, и мне пришлось выбраться из машины, чтобы Хендерсон смогла выйти наружу. Она взяла с собой чемоданчик и свою сумку.

– Что будем делать? Куда пойдем? – спросила я. Хендерсон как будто меня и не слышала. Она подошла к механику, который уже поднял капот и занялся нашим двигателем.

– Где здесь туалет?

Механик посмотрел на нее и ничего не сказал.

– Где туалет?

Механик ткнул пальцем куда-то в сторону, и Хендерсон пошла туда.

Я нагнулась, наполовину забравшись в машину, чтобы собрать с сиденья и с пола оставшиеся осколки. Стекло разбилось крошечными кубиками, и мне казалось, что я подбираю бриллианты – драгоценные камни, что приносят несчастье. Какая я все-таки дура. Это надо же было сотворить такую глупость.

Я порезала палец, до крови.

Взяла свою сумку и выбралась из машины.