Брошенные машины

– Да оставь ты ее в покое. Ты играешь?

– А смысл?

Я водила рукой по стене. По той самой стене, из-за которой чуть раньше доносились стоны и странные крики. Теперь она была мягкой, податливой. То есть не вся стена, а один небольшой участок. У меня под рукой. В точности подходящий по цвету и по рисунку к сердцевине цветка на обоях, но мягкий, упругий и влажный. Да, наверное, это он. Тот самый цветок. Я надавила на него пальцем, и сердцевина слегка прогнулась. Цветок меня принял. Признал. Я уже поняла: если надавить сильнее, я проникну в самое сердце соцветия. В самое средоточие.

– Марлин? Марлин, что ты делаешь?

– А?

– Чего ты там тычешься в стену? Опять начинается?

– Он мягкий. Цветок.

– Что?

– Цветок мягкий.

Павлин подошел ко мне, протянул руку.

– Нет. Не надо.

– Марлин?

– Отойди.

– Ладно. Как скажешь.

Палец вошел в стену, в цветок – до упора. А когда я стала его доставать, что-то зацепилось за ноготь, и я его вытащила, это «что-то».

– Что там? – спросила Тапело. – Дай-ка я посмотрю. Она сняла у меня с ногтя эту штуку. Что-то черное, мягкое, влажное. С запахом гнили.

– Что это? – спросил Павлин.

– Какая-то старая тряпка. Прогнившая. Мокрая.

– Может быть, это карта.

– Типа карта с сокровищами?

– А чего? Вполне может быть.

Тапело развернула свернутый лоскут. Это была самая обыкновенная старая тряпка.

– Похоже, с сокровищами облом.

– Марлин? – сказал Павлин. – Ты чего?

Я смотрела на стену. На то место, где был цветок.

– Там дырка! – сказала Тапело. – Ну, чтобы подглядывать. Ни хрена себе. Это что получается: я раздеваюсь, а какой-то урод там сидит и подглядывает?

– Девочка, ты же не раздеваешься.

– Пожалуйста… – сказала я. – Я вас очень прошу…

Там была дырка, в стене. Там, где раньше была сердцевина цветка. Дырка размером с большую монету. В обрамлении желтых лепестков. Я смотрела как завороженная.

– Что там? – спросил Павлин.

– Моя радость…

– Что? – сказала Тапело.

– Анджела. Анджела…

– С кем она разговаривает?

– Марлин? Ты чего?

Я придвинулась ближе к стене.

– Кто там? – спросила Тапело.

И больше я ничего не слышала. Ничего. Все погрузилось в безмолвие, когда я осторожно пригнулась и заглянула в дырку.

* * *

Там было темно. С той стороны не было света, и сперва я подумала, что там вообще ничего нет. Но потом я разглядела, что там что-то было. В темноте. Что-то мягкое. И живое. Я сначала не поняла, что это такое. Но потом до меня дошло.

Это глаз.

Очень темный, но все-таки человеческий глаз. Буквально в нескольких дюймах от моего. Я не разглядела, какого он был цвета. Мне показалось, что черного. Он влажно поблескивал в темноте.

Я смотрела, смотрела.

Глаз моргнул. Закрылся, открылся.

Он смотрел на меня.

* * *

Я не смогла ничего сказать. Я попыталась заговорить. Я оторвалась от стены, от дырки в стене, повернулась к Павлину с Тапело и попыталась заговорить, но у меня ничего не вышло. Я отступила на пару шагов от стены.

– Марлин…

– Что ты там видела?

– Марлин?

Я еще раз взглянула на стену и отошла прочь, к кровати. Села, закрыла лицо руками. Я ничего не увидела там, в темноте. Только глаз. Который смотрел на меня.

– Марлин, – сказал Павлин. – Что там было?

– Что…

– Что ты увидела?

Я не смогла ничего сказать. Влажный блеск. Я подняла глаза. Павлин уже подошел к стене. Он посмотрел на меня, на Тапело, а потом наклонился и заглянул в дырку.

Я слышала, как он вдохнул и задержал дыхание.

– Что там? – спросила Тапело. – Ну, говори. Не томи. Павлин на миг оторвался от дырки и снова приник к ней глазом. Он опять затаил дыхание, а потом повернулся ко мне.

– Блин.

– Ты его видел? – спросила я.

– Видел.

– Да что там такое? – сказала Тапело и добавила, помолчав: – Вы меня прямо пугаете. – Там глаз, – сказал Павлин.

– Что?

– Глаз.

– Нет, – сказала Тапело. – Не может быть.

– Может.

Павлин отступил от стены и сделал знак Тапело, мол, иди и сама посмотри.

– Не хочу, – сказала она.

Но она все-таки подошла. И посмотрела. И заглянула туда. Пусть даже на долю секунды, но все-таки заглянула.

– Нет, – сказала она, отступая. – Нет. Какой ужас.

А потом мы замолчали. Потому что не знали, что говорить и что делать. В дверь постучали.

– Господи, – сказала Павлин. – Кто там еще?

– Может быть, вы мне откроете?

Это была Хендерсон. Она вернулась. Павлин открыл дверь, и она вошла в комнату, и сказала с порога:

– Я нашла его. Теперь я знаю, где он живет. Коул… – Она умолкла на полуслове, заметив, что ее никто не слушает. Потому что все смотрят на стену.

– Что происходит?.

– Там кто-то есть, – сказал Павлин. – Кто-то за нами подглядывает.

– Что?

– Кто-то за нами подглядывает, – сказала Тапело. – Через дырку. В стене.

– Дайте мне посмотреть.

Хендерсон подошла к стене. Вот так вот запросто подошла и заглянула в дырку.

Хендерсон заглянула в дырку.

Она смотрела туда очень долго. Дольше Павлина и уж точно дольше Тапело. А потом она повернулась к нам.

– Ну, вы и придурки, – сказала она.

– Что? – сказала Павлин.

– Три идиота.

– Беверли…

– Это зеркало. Зеркало в соседнем номере. Повернутое к стене. Лицевой стороной к нам.

– Ой, бля… Хендерсон рассмеялась.

– Ну, вы и придурки. Классно вы тут развлекаетесь, я смотрю.