— Тыква, ты уверен, что машины не хватятся? — Москвич, казалось, не обращал внимания на недоброжелательность Старшого.
— Уверен, это тачка соседа, а он сейчас в море и вернётся не раньше, чем через месяц.
— Если только гаишники или пэпээсники нас в ней не прихватят, — недовольно пробурчал Старшой. — Не нравится мне в угнанной тачке сидеть.
— Ну, это вряд ли, — усмехнулся Москвич. — Как я успел заметить, менты здесь без повода к людям не пристают, к мирно сидящим в машине мужикам цепляться не будут. А ехать нам в ней после «дела» всего пару кварталов. Потом бросим. Так что шанс попасться на ней — минимальный.
— Ну-ну, — Старшой отвернулся к окну.
Несколько минут сидели молча.
— Пора, — негромко скомандовал Москвич. — Действуем, как договаривались. Напоминаю, в доме никаких имён или кличек. И вообще, старайтесь поменьше говорить.
Все трое вышли из машины и направились к небольшому двухэтажному домику в глубине улицы. Возле невысокой калитки огляделись. Вокруг было тихо и безлюдно. Мужчины быстро вошли во двор и направились к входной двери. Там ещё раз огляделись. Не заметив ничего подозрительного, достали из карманов маски, переделанные из лыжных шапочек, и напялили их на себя…
Хозяйка дома сидела в своём любимом кресле в спальне на втором этаже и смотрела по видику американский боевик. У неё была внушительная видеотека этих «стрелялок», а также «ужастиков» и музыкальных программ. А вот любовные мелодрамы Лиза на дух не переносила, что, впрочем, при её «профессии» было неудивительно: Елизавета Николишина была одной из самых дорогих элитных проституток города. В некоторых «нешироких» кругах общественности её знали, как Лиз. Впрочем, все девушки её круга имели броские прозвища: Кармен, Кэтти, Дайана, Линда… Оперативники, время от времени работающие с картотекой проституток, иногда спорили: кличка «Лиз» — это сокращённое имя или отражение незаурядного мастерства девицы на поприще орального секса? Все сходились на том, что истина, как всегда, находится где-то посередине.
Сегодня Лиз решила взять себе выходной. Не то чтобы она так уж сильно замаялась на своём нелёгком «трудовом посту» — просто у неё начались периодические женские проблемы, в таком состоянии «работать» не рекомендуется — запросто можно растерять клиентуру. Поэтому Лиз, скрепя сердце, решилась на вынужденный простой. Скрепя сердце потому, что в порт зашёл филиппинский танкер. Филиппинцы, конечно, великие трудяги и за ночь измочалят так, что и пяти голландцам не снилось, но платят хорошо и дают щедрые чаевые.
Лиза вздохнула, сожалея об утраченном заработке. Ей было двадцать восемь, и она уже начинала подумывать о завершении «карьеры». Одиннадцать лет в таком «бизнесе» — это, вообще-то, срок. Хотелось бы, конечно, отойти от дел достойно, как подруга Ритка, которая вышла замуж за капитана голландского сухогруза и переехала на жительство в славный город Амстердам. Но, как девушка практичная, Лиза прекрасно понимала, что такой шанс выпадает один на тысячу, поэтому в своих планах на будущее она так далеко не заглядывала. Кое-какой капиталец Лиза уже сколотила. В отличие от своих «коллег по цеху», заработанное она не транжирила, а бережно, цент к центу, накапливала до лучших времён. Лиз планировала ударно «потрудиться» ещё пару лет, нарастить капитал и вложить его в какое-нибудь дело, к примеру — ресторан или магазин модной одежды. Вот потому-то она и сокрушалась так об упущенной возможности подзаработать, проклиная своё женское естество, заставляющее её каждый месяц на три-четыре дня брать «отгул».
Лизе не исполнилось ещё и семнадцати, когда в результате несчастного случая погиб её отец — бригадир на железной дороге. От него и остался домик на тихой окраинной улочке, в котором она теперь жила вместе с матерью и одиннадцатилетним братишкой, родившимся уже после смерти отца.