Будем как солнце. Книга символов

Твое лицо — зловещий лик Яги, Нагие десна алчны и беззубы, Твоя рука имеет вид ноги,  Твои черты безжалостные грубы, Застыли пряди каменных волос, Не знали поцелуев эти губы,—  Не ведали глаза химеры слез, И шерстью, точно сорною травою, Твой хищный стан уродливо оброс.  Как вестник твой, крича, перед тобою Стервятник омерзительный сидит, Покрытый вместо перьев чешуею.  В его когтях какой-то зверь хрустит, Но как ни гнусен вестник твой ужасный, Ты более чудовищна на вид.  

И оба вы судьбе своей подвластны, Одна мечта на вас наводит лоск, Единый гений, жесткий и бесстрастный.  Как сжат печатью вдавленною воск, Так лоб у вас, наклонно убегая, К убийству дух направил, сжавши мозг.  И ты еще, уродина другая, Орангутанг и жалкий идиот, Ты скорчился, в тоске изнемогая.  Убогий демон, выродок, и скот, Герой мечты безумного Эдгара, Зачатой в этом мире в черный год.  В тебе инстинкт горел огнем пожара, И ты двух женщин подло умертвил, Но в цвете крови странная есть чара.  Тебя нежданный ужас подавил,

И ты бежал на этот Дом Видений, Беспомощный палач, лишенный сил.  Вы, дьяволы любовных наслаждений, Как много в вас отверженной мечты. Один как ангел, с крыльями… О, гений!  Зачем в беспутном пире срамоты, Для сладости обманчивого часа, Принизился до мелких тварей ты!  Твое лицо — бесстыдная гримаса, Ты нагло манишь, высунув язык,— Усталых ласк приправа и прикраса.  Ты знаешь, как продлить тягучий миг, Ты, с холеными женскими руками, Любовь умом обманывать привык.  Другой наглец, с кошачьими зрачками,

Над Городом Безумия склонясь, Всем обликом хохочет над врагами.  Он гибок, сладострастен, и как раз В объятьи насмерть с хохотом удавит, Как змей вкруг тела нежного виясь.  Еще другой, всего превыше ставит Блаженство в щель чужую заглянуть, Глядит, дрожит, и грязный рот слюнявит.  Еще, с лицом козла, ввалилась грудь, Глаза глубоко всажены в орбиты, Сумел он весь в распутстве потонуть.  Вы разны все, и все вы стройно слиты, Вы все незримой сетью сплетены, Равно в семье единой имениты.  Но всех прекрасней в свите Сатаны, Слияние ума и лицемерья,

Волшебный образ некоей жены.  Она венец и вместе с тем преддверье, Карикатура ей изжитых дум, Крылатый коршун, выщипавший перья.  Взамену чувств у ней остался ум, Она ханжа в отшельнической рясе, Иссохший монастырский толстосум.  Застывши в иронической гримасе, Она как бы блюдет их всех кругом. Ирония прилична в свинопасе.  И все они венчают — Божий Дом!

ШАБАШ

В день четверга, излюбленный у нас, Затем что это праздник всех могучих, Мы собрались в предвозвещенный час.