Будет всё как я хочу (СИ)

   - Да вы все дружно отравились, не иначе, - гордо скрестил руки на груди Марсилио. - Гнилью надышались или спорыньи наелись. Видал я такие случаи. Синьор Козимо, вы кому больше верите?

   - Меня ж там не было, - мудро рассудил дедушка. - Поэтому я предлагаю состязание. Кто точнее переведёт шестую книгу. Судить буду я. И буду неподкупен.

   - Ну знаете ли, - вскинулся Марсилио. - Я ещё вам припомню это оскорбление... - и с обиженным видом сел листать бестиарий.

   - Зря ты так, - упрекнул отца Джованни. - Он ведь может и порошки перепутать. Или ещё что-нибудь.

   Козимо сделал вид, что не расслышал. Впрочем, он мог и вправду не расслышать, потому что на последних словах Джованни грозно зацокали по паркету знакомые копыта, и уже через миг ослик неистово отвоёвывал у людей своё авторство, иными словами - вырывал у Козимо из рук свой перевод. Не то чтобы Козимо собирался обворовывать несчастное животное, но руки его по привычке вцепились в имущество мёртвой хваткой. Борьба затянулась надолго, покуда зверь не пересилил человека и, понукаемый собственной тягой, не влетел в пюпитр, за которым Марсилио утешался чтением. Подставка пошатнулась, и бестиарий в деревянном переплёте порхнул страницами прямо над теменем ослика. От удара по голове тот упал копытами кверху, и листы с переводом Платона погребли его под собой. Холм этот увенчался бестиарием, подобно двускатной крыше, и как одинокий осенний листок на ветру, парил над ними выпавший из бестиария сложенный вчетверо лист...

   Люди всех сословий дружно ахнули и принялись спасать - кто книгу, кто рукопись, а кто осла.

   Когда Энцо спрыснул своего питомца содержимым кубка, отобранного впопыхах у Джованни, животворящая влага вернула ослика в сознание. Он резво вскочил на все четыре ноги, поозирался по сторонам, точно впервые лицезрел библиотеку, дёрнул ушами и потрусил отсюда прочь, с презрением истоптав собственные труды, которые, надо отдать должное присутствующим, они не побрезговали потом собрать.

   - Что, Платон, голова трещит от науки? - Энцо радостно унёсся следом за ослом. - Я буду звать тебя Платон, раз ты у меня такой книжник...

   - Мне это, верно, привиделось, - произнёс Джованни.

   - Тогда это привиделось нам всем, - сказал Лоренцо, наклоняясь за листком, что прежде одиноко парил над поверженным осликом, а ныне обретался близ пюпитра, позабытый всеми. - А это что такое?

   - Глупости какие-то, - присмотрелся Джованни. - На считалку похоже.

   - Может, просто закладка?

   - И где она была, кто ж теперь вспомнит?

   - Так проходит мирская слава, - усмехнулась Бьянка. - Всё предаётся забвению.

   В глубине души ей было очень жаль, что стремившийся к свету науки осёл вновь вернулся к незамысловатому животному счастью.

   - Кстати, о славе, - прищёлкнул пальцами Козимо. - Поскольку ваш соперник выбыл, дон Марсилио, вы объявляетесь нашим почётным...

   - ...ослом, - подсказал Джулиано.

   - ...переводчиком, - закончил дедушка, взяв внука за ухо. - Имей почтение к старшим, негодник!.. Ох, что-то совсем пальцы сводит. Давайте-ка вы лучше вернётесь к своим прямым обязанностям. Я тут вам не за переводы плачу.

   - А жаль, синьор Козимо, - Марсилио снял перчатки. - Очень жаль.

VIII. Mea culpa

   - Глупость какая-то, - Лукреция отложила рукоделие и взяла записку. - Чьё-то детское развлечение.

   До луны и под луной,

   На земле и под землёй,

   Промолчу - не промолчу,

   Будет всё как я хочу...

   - Да что мы с ней носимся? - спросила Джиневра. - Как нашли, так и выкинем.

   - В кои-то веки я с тобой согласен, - сказал Пьетро. - Было бы что обсуждать.

   - Просто ты злишься из-за того, что неаполитанцы не договорились с миланцами, - лениво возразил Джованни. Левой рукой подперев голову, правой он перелистывал письма туда-обратно, не сильно вглядываясь в слова. Он их уже начитался.

   - А что там? Почему не договорились? - встрепенулась Лукреция. Игла выскользнула у неё из пальцев и повисла на шёлковой нити, застряв в складках полога для колыбели, который она вышивала.

   - Доброе утро, - проворчала Джиневра. - Спящая красавица проснулась.

   - Герцог Неаполя отказывался слушать приказы Миланца, потому что якобы его отец прежде подчинялся его отцу... - терпеливо принялся объяснять Джованни.

   - Чей отец? Кому? - нахмурилась Лукреция.

   - Боюсь, они и сами не разобрались. Но Неаполь не выполнил нашей договорённости.

   - А миланцы предъявляют счёт, - Пьетро развернул ещё одно письмо. - И судя по тому, сколько ушло провианта, а сколько сломано оружия, они там не воевали, а отмечали встречу...

   - Одна выпивка на уме, - поддакнул Фабио, собирая со стола посуду. - Прям как у вас, синьоры.

   - Не говори под руку.

   - Я чего? Я соглашаюсь...

   - В общем, ни на кого нельзя полагаться, - грустно заключил Джованни.

   - Я бы на вашем месте давно пошла бы и сама их проучила, - усердно взялась за прялку Джиневра. - Поколотила бы от души и успокоилась.

   - Да я бы с радостью, - вздохнул Пьетро.

   - А я бы с радостью прекратил эту вражду, - рассуждал Джованни. - И устроил бы дружескую попойку...