Ирсида, что в переводе с древнеирсидского означает «Южная жемчужина», славится не только редкими специями, самобытной кухней и необыкновенно красочными традиционными нарядами, но и весьма отличной от имперской культурой. В частности, в Ирсиде вот уже четыре века как возрожден древний обычай многоженства.
В дошерские времена данный обычай был обусловлен сложностью выживания в пустынном жарком климате и необходимостью одному мужчине заботиться сразу о нескольких женщинах, так как довольно большое количество мужчин погибало, не успев обзавестись потомством или же потомство вырастить. Бремя заботы о вдовах и сиротах брали на себя ближайшие родичи – в основном братья, вдова с детьми входила в новую семью, и редко кто из зрелых, способных прокормить семью мужчин в итоге имел менее двух-трех жен. Иногда количество жен доходило до десяти. Со временем количество жен стало показателем богатства и статуса мужчины. Сами женщины при этом практически являлись собственностью мужчины и не имели большинства гражданских прав.
Во времена расцвета Ирсиды под рукой истинных шеров данный обычай остался лишь среди простолюдинов, так как шеры не признают ущемления гражданских прав по половому либо имущественному признаку. Экономическая же и демографическая ситуация в Ирсиде во времена расцвета выправилась, и количество дееспособных мужчин стало примерно равным количеству дееспособных женщин, что позволило первому королю Мехшади ввести целый ряд законов, дарующих женщинам гражданские права, равные правам мужчин. В частности, право на многомужество.
С уходом Драконьей крови и наступлением Багряных Песков Ирсида в значительной степени вернулась к древним, дошерским традициям, во многом сходным с традициями карумитов. Надо сказать, данное сходство категорически отрицается самими ирсидцами, которые считают карумитов дикими и нецивилизованными пиратами.
Около лавки шляпника коляски Альгредо не было. Зато сверкал начищенными ободами и новеньким лаком экипаж семьи Седейра. Разглядев герб, Морис чуть было не развернул коня – но, увы, поздно. Дверь лавки отворилась, зазвенел колокольчик, и на пороге показался Эдуардо Седейра, вслед за ним обе сестры. Шисов сын, из-за которого Алиена разорвала помолвку, разумеется, заметил его, а отступать на глазах неприятеля Морис не привык. Пришлось кланяться, преодолевая тошноту, оделять дежурными любезностями обеих сестер: беременную супругу Сильво и собственную бывшую невесту.
– Очень мило, Морис, – задрала носик-кнопку Алиена Седейра. – Но не пора ли тебе оставить меня в покое? Твои преследования, право слово, неуместны.
– Алиена, перестань, – вмешался Эдуардо.
– Ваше появление некстати, виконт, – поддержала сестру графиня Сильво.
От злости Морис несколько мгновений не мог ничего ответить – то, что рвалось с языка, послужило бы поводом для немедленной дуэли, а убивать сволочь Эдуардо посреди улицы, когда это может увидеть Таис? Нет уж.
– Пойдите прочь, Торрелавьеха. Вы мешаете нам, – продолжила брызгать ядом Алиена.