Бунтарь

— Да говори, Старбак, не стесняйся. Мне сейчас не до тебя и твоих дурацких секретов.

— Выйди, пожалуйста. — вежливо попросил Старбак.

Мокси покосился на Старбака, увидел решительно сжатые губы северянина и пожал плечами:

— Ухожу, ухожу. Секретничайте. О, Боже!

Последнее восклицание вырвалось непроизвольно, когда яркое солнце ударило лейтенанту по глазам.

Ридли сел и потянулся к сапогу, в котором по ночам держал курительные принадлежности:

— Что-то мрачен ты, преподобный. Неужели неугомонный Пилхэм затеял марш-бросок до Роскилла и обратно? Коли так, скажи ему, что я заболел. — он закурил и взглянул на Старбака красными от лопнувших сосудов глазами, — Ну, давай, Старбак. Жги меня глаголом.

— Где Салли?

Когда он шёл к Ридли, то собирался выведывать, что тому известно, исподволь, но, оказавшись лицом к лицу, не нашёл ничего лучшего, чем спросить в лоб.

— Салли? — Ридли поднял брови в притворном удивлении, — Кто такая Салли?

— Салли Труслоу. — объяснил Старбак, уже жалея о том, что устроил этот нелепый допрос.

Ридли выдохнул облако дыма:

— Ты перемолился, преподобный? С чего тебе взбрело, что я могу знать, где Салли Труслоу?

— Потому что она поехала в Ричмонд к тебе. И мне это известно доподлинно.

Относительно доподлинности Старбак преувеличил. Бёрд, которого юноша тишком расспросил, признался, что дал Салли ричмондский адрес Бельведера Делани.

— Поехала, да не доехала, преподобный. Но, допустим даже, что доехала. Тебе какое дело?

Старбак безмолвствовал. Что отвечать? Действительно, какое ему дело? Ридли плюнул. Плевок едва не угодил на ботинок Старбаку.

— Так как, Старбак? Что значит Салли для тебя?

— Ничего.

— Какого чёрта ты в таком случае припёрся ко мне чуть свет?

— Потому что я хочу знать.

— Ты хочешь или её папаша хочет?

Ридли-то и интересовало, не Труслоу ли стоит за расспросами Старбака. Только ради этого Итен не отправил святошу восвояси сразу.

— Я.

Ридли облегчённо рассмеялся:

— Что, неровно дышишь к ней? А, преподобный?

— Нет.

— А мне кажется, что да, преподобный. Могу тебе помочь. Иди в таверну Грили на Мейн-стрит. В пивном зале найдёшь долговязую шалаву, заплатишь ей десятку. Страшна, как грех, но пар сбросишь. Десять долларов найдёшь? Ты же не весь выдуренный у меня полтинник растрынькал?

Старбак набычился. Ридли вздохнул:

— Ладно. Салли я не видел несколько недель. Несколько недель, уяснил? Слышал, она замуж выскочила? Мне-то что, мы с ней никогда не были особенно дружны… Ещё вопросы есть?

Старбак ругал себя последними словами. Чего он хотел добиться от Ридли? Признания? Признания в чём? В том, что Ридли знает, где Салли?

— Ты не лжёшь мне, Ридли?

— Да, преподобный, ты, похоже, действительно многого не знаешь, и, в первую очередь, понятия не имеешь о хороших манерах. Ты обвиняешь меня во лжи? Тогда сделай это со шпагой или пистолетом в руках. Убивать тебя я не хочу, преподобный, но будь я проклят, если я стану сидеть и спокойно слушать твоё идиотское блеяние! Эй, Мокси! Заходи! Мы с его святейшеством окончили заутреню! — Ридли кивнул в сторону выхода, — Вон отсюда, преподобный!

И Старбак вышел вон. Взрыв хохота Ридли и Мокси позади заставил его вздрогнуть. Эх, и свалял же он дурака. И ради кого? Ради дочери разбойника, которая уродилась красавицей. Натаниэль брёл между палатками, раздавлен и жалок.

8

Утро Дня Независимости выдалось ясным. Налетевший с холмов свежий ветерок разогнал редкие тучки, очистив небо.

Спозаранку Легион начал усиленно прихорашиваться. Малейшее пятнышко на мундирах, брюках, ботинках, ремнях изничтожалось при помощи щёток, ваксы и щёлока. Кожаные части и предметы начищались, фляги отскребались, на шако тщательно выглаживались малейшие складки. Пряжки, бляхи и пуговицы отдраивались до блеска, а ложи ружей аж светились от масла. В одиннадцать ноль-ноль Легион, предвкушая восхищённые взоры девиц, собравшихся в «Семи вёснах», построился в полной выкладке на плац-параде. Пятьдесят конников возглавили колонну, а две пушки с подсоединёнными передками и оркестр замыкали.