Бунтарь

— Ну, на нет и суда нет. — угрюмо подытожил Труслоу, — Что мог, я для дрянной девчонки сделал: дал ей кров, мужа и землю, чтобы добывать хлеб насущный честно. Не моя вина, что она выбрала иное. Однажды приползёт обратно, подыхая от сифилиса, да поздно будет.

— Мне жаль. — не зная, что сказать, выдавил из себя Старбак.

— Наплюй. Девчонку не жаль. Жаль, что у неё осталось кольцо моей Эмили. Без кольца там, за гробом, мне Эмили не найти.

— И без кольца встретитесь.

— Нет, парень, не встречусь. Я знаю, что говорю. — упрямо помотал головой Труслоу и кивнул влево, — Туда лучше глянь.

Билли Аркрайт опередил Ридли на три корпуса и, как тот ни нахлёстывал взмыленную кобылу, разрыв постепенно увеличивался.

Труслоу ухмыльнулся:

— Ридли может насмерть забить свою конягу, только ничего уже из неё не выжмет. Выдохлась. Давай, Билли! Жми!

Уверенный, что не просадил деньги зря, Труслоу растворился в толпе, не дожидаясь конца гонки. Аркрайт финишировал, оторвавшись от Ридли на целых пять корпусов. Фальконер торжественно вручил мальчишке пятьдесят долларов, однако тот, как оказалось, мечтал об иной награде:

— Вы видели, как я управляюсь с лошадью, полковник. Стреляю я так же. Возьмите меня в Легион!

Фальконер смутился:

— Не могу, Билли. Да ты не спеши, на твой век войн ещё хватит. Извини, не могу.

От места проведения скачек народ перетёк к «тянигусю». Гусей было четыре. С густо намасленными шеями они висели на высокой перекладине. Охотники, в основном, молодёжь, подпрыгивали, ловя извивающиеся, как змеи, головы на гибких шеях. Кто-то промахивался, у кого-то рука соскальзывала, а кому-то доставался чувствительный, порой до крови, удар клюва. Тем не менее, все четыре птицы, одна за другой, распрощались с белым светом, и счастливые победители с раскровянёнными до локтей руками понесли тушки домой.

К вечеру начались танцы. Когда стемнело, над «Семью вёснами» затрещали фейерверки. Шумело в небе, шумело и у выпившего вина Старбака в голове. После того, как среди звёзд потухли последние петарды, танцы возобновились. Старбак не танцевал. Он привалился к раскидистому то ли вязу, то ли дубу и смотрел на кружащиеся под бумажными фонарями пары: женщин в белых платьях с красно-синими лентами, кавалеров в серых мундирах.

— Ты не танцуешь. — раздался сзади тихий голосок.

Старбак повернулся и увидел Анну Фальконер.

— Нет, — подтвердил.

— А если я приглашу? — она протянула ему ладошку.

За спиной Анны сияли окна «Семи вёсен». Сияли таинственно и волшебно.

— Я провожала маму к постели. — объяснила Анна, — Опоздала к началу.

— Спасибо за приглашение. Увы, принуждён отказаться.

— Фу, как невежливо! — надула губы Анна.

Натаниэль виновато повёл плечом:

— Дело не в невежливости. Я не умею танцевать.

— Совсем-совсем? В Бостоне, что, люди не танцуют?

— Люди, может, и танцуют. Но не моё семейство.

Анна кивнула с пониманием:

— Да, мне трудно представить твоего родителя, отплясывающего котильон. Адам говорил, он безумно благочестив.

— То-то, что безумно.

— Бедный Нат. — пожалела его девушка.

Она следила за Итеном Ридли, кружащимся в паре с высокой хохотушкой, и на лице Анны отражалась досада, — Мама была зла с тобой.

— Уверен, у неё это вышло случайно.

— Да ну? — с иронией осведомилась девушка и покосилась на Старбака, — Она считает, что Адам из-за тебя рвётся на войну.

— Из-за меня?

— Ага. Она хочет оставить его здесь. Здесь его не убьют. А он ведь не может остаться. Как он будет сидеть в «Семи вёснах», зная, что другие дерутся с северянами?

— Адам не из таких. Адам не будет.

— Вот-вот. Мама не хочет этого понимать, — Анна повернулась к Старбаку. Глаза её блестели в свете фонарей, и косина была заметнее, — Так ты никогда не танцевал? Правда?

— Правда. Никогда.

— Хочешь, научу?

— Хочу.

— Можно прямо сейчас.

— Нет, пожалуй… Не сейчас.

Танец закончился. Кавалеры с дамами обменялись поклонами и реверансами. Капитан Итен Ридли отвёл партнёршу к столу, помог ей сесть и перебросился словечком с пожилым господином, очевидно, отцом хохотушки. Откланявшись, Ридли нетвёрдо пересёк лужайку и наткнулся на невесту со Старбаком. Предложив Анне локоть, он весело объявил:

— Пора перекусить!

Ридли был слегка подшофе, Анна уходить не хотела:

— Итен, а ты знал, что мистер Старбак не умеет танцевать?

Она не желала обидеть Натаниэля, просто факт, что кто-то может не уметь танцевать, не укладывался у неё в уме. Ридли пренебрежительно бросил:

— Ничего удивительного. Янки ни на что не годятся. Молиться, разве что. — Ридли загоготал, — Молиться и… О! И женить! Говорят, они ловко женят кого-попало!

Ридли не успел ни отшатнуться, ни сообразить, что проболтался. Коршуном налетел на него Старбак, сграбастал за портупею и под визг Анны дёрнул к себе:

— Что ты сказал, сукин сын?!

На крик Анны оборачивались. Ридли побледнел:

— Отпусти меня, ты, обезьяна!

— Что ты сказал?

— Я сказал, отпусти меня! — сорвался на фальцет Ридли, судорожно нащупывая кобуру.

Адам втиснулся между ними:

— Нат, Нат! — он мягко расцепил пальцы Старбака и отстранил Ридли, — Уходи, Итен!

Тот лапал кобуру. Адам отбросил его руку от пистолета и с нажимом повторил: