Бунтари и воины. Очерки истории донского казачества

«Я вижу здесь предводителя армии, который под наружным видом бездействия, трудится непрестанно, не знает другого письменного стола, кроме своих колен, другого гребня, кроме своих пальцев, — постоянно лежит растянувшись, не зная сна ни днем, ни ночью, потому что его пожирает ревность к службе своей монархини, потому что каждый выстрел, направленный не в него, тревожит его при мысли, что он стоит жизни одному из его солдат. Боязливый за других, храбрый за себя, он стоит под сильнейшим огнем неприятельской батареи, чтобы отдавать приказания; неспокойный прежде опасности, бодрый среди ее, философ, искусный министр, глубокий политик, или десятилетнее дитя; не мстительный, просит извинения, когда полагает, что оскорбил кого, он скоро заглаживает сделанную несправедливость. Он думает, что любит Бога, а между тем только боится черта, которого воображает себе еще сильнее и могущественнее князя Потемкина»^{28}.

Нет, не мог светлейший князь Таврический сталь великим полководцем, поскольку слишком ценил жизнь своих солдат. Он долго занимался почти бесполезными рекогносцировками, составлением планов штурма Очакова и подготовкой к нему. Но пойти на штурм никак не решался.

При главной квартире Екатеринославской армии собралось блестящее общество. Многие дамы приехали навестить своих мужей или любовников. Жизнь была веселая и роскошная. Адъютанты скакали по соседним губерниям в поисках редкостей к столу князя. Проходили дни, недели, месяцы…

Гости разъехались. Дожди сменились метелями. Наступила «очаковская зима», более суровая, чем обыкновенно. Не осталось ни полена дров. Истощились запасы продовольствия. Вокруг лагеря на несколько переходов — степь, покрытая снегом и льдом. Солдаты страдали от голода и холода. А крепость добровольно не сдавалась. Князь с каждым днем становился все мрачнее и угрюмее.

Г. А. Потемкин

Впрочем, нельзя сказать, что жизнь под стенами крепости замерла совсем. И турки, и русские следили внимательно друг за другом, стремясь воспользоваться просчетами или благоприятными обстоятельствами, чтобы нанести удар своему противнику как можно более ощутимый. За действиями осажденных и эскадры Газы Хасана, стоявшей у острова Березань, наблюдала команда донских казаков-охотников. Среди добровольцев был и наш юный герой Петр Грузинов. Как следует из его послужного списка, он «при нападении неприятеля на нашу передовую стражу поступал храбро и прогонял оного с немалым уроном»^{29}.

Петр Грузинов… Удивительный был юноша. Он всегда в числе добровольцев и в самой гуще событий. В этом мы еще не раз убедимся. Может быть, именно он и сообщил начальству, что 21 октября 1788 года капудан-паша, воспользовавшись противным ветром, не позволившим русской гребной флотилии предпринять необходимые меры, чтобы помешать туркам подойти к Очакову со стороны Черного моря, высадил и ввел в крепость около полутора тысяч солдат в подкрепление гарнизону. Но на следующий день почти все суда неприятеля были потоплены губительным огнем береговых батарей Екатеринославской армии, а те, что уцелели, ушли в Аккерман.

Лишившись поддержки флота, турки не смогли удержать в своих руках остров Березань с его укреплениями. Пали духом и защитники Очакова. Однако о добровольной сдаче не хотели даже думать. Больше того, через несколько дней они предприняли смелую вылазку, в результате которой погибли генерал-майор С. П. Максимович и несколько солдат. Стало ясно, что гарнизон крепости будет драться до последнего.

Роман Максимович Цебриков, молодой человек, определенный на службу в походную канцелярию фельдмаршала ГА Потемкина, вел дневник. Вот что записал он 12 ноября 1788 года, через пять дней после падения Березани:

«Шел снег и продолжалась метель два дня беспрерывно. Сколько в сии дни померзло людей и пало скота. Где ни посмотришь, везде завернутые в рогожи человеки, везде палый скот… Там роют яму, в другом месте лежит нагой мертвец, Там делают гроб, в другом месте просят на погребение… Вздохи и стенания слышны везде»^{30}.

В ту «очаковскую зиму» день штурма крепости оказался, кажется, самым холодным. Лишь южане могут представить, что такое двадцать три градуса мороза при повышенной влажности и сильном ветре. Люди гибли. Похоронные команды ежедневно подбирали от тридцати до сорока окоченевших трупов. Только решительный приступ мог разом избавить от нестерпимых страданий. Солдаты понимали это и рвались в бой.

5 декабря 1788 года собрали армию и объявили:

— Идти назад нельзя. Ни дров, ни хлеба нет. Нам остается взять Очаков или умереть. Завтра день святого Николая Чудотворца, заступника России. А потому завтра — штурм!^{31}

Над бескрайней заснеженной пустыней из тысяч простуженных глоток вырвалось хриплое солдатское ура!