— Не просто убийцы, а мясники. Им что рыбе брюхо распороть, что тебе, всё едино. Одно слово, каторжные, — отвечал Джеронимо.
— Откуда ты всё знаешь, прямо справочник какой-то? — усмехнулся Пиноккио.
— Оттуда и знаю, я же за портом живу, на мысе. А там либо рыбак, либо контрабандист, других нету, — пояснил парень.
— Ясно, — сказал Буратино, — тогда давай за дело, а ты, Лука, иди к дому редактора Малавантози. Знаешь, где это?
— Знаю, это где заборчик белый, смешной такой, его пинком разбить можно. Зачем поставили, непонятно? — дал точную характеристику забору Лука.
— Точно. У редакторши собачонка есть противная…
— Пундель называется, — вставил Рокко.
— … так вот, посмотри, если будет возможность, поспрашивай, выясни всё, что можно о собачке. Нам её спереть нужно. Понял?
— О собачке? — Лука недоверчиво поглядел на Буратино, не шутит ли он.
— О собачке, Лука, о собачке. Выясни, когда она гуляет и с кем, где она гуляет и сколько. И поразмышляй, как эту собаку украсть.
— Собачку? — продолжал сомневаться Крючок.
— Да собачку, собачку, — с раздражением произнёс Чеснок. — Что же ты такой бестолковый?
— А ты не ори, — огрызнулся Лука, — я не бестолковый. Просто мне всё объяснить нужно. А зачем нам эта собачка?
— Поверь мне на слово, безо всяких объяснений, Лука, нужна, — улыбнулся Буратино.
— Ну, так бы и сказали, — согласился Крючок и ушёл.
Надо отдать должное Луке Крючку, он был мастер насчёт выяснения всяческих вопросов, потому что подходил к этому делу творчески. Он мастерски врал и умел ныть, что часто использовал. Стоило ему начать ныть, как люди тотчас решали быть от него подальше. К тому же Крючок был наблюдателен, решителен и хитёр. В общем, пацан располагал всеми нужными качествами, чтобы выяснять что-либо.
Лука не стал шнырять вокруг дома с белым заборчиком, а просто стал невдалеке, засунув руки в карманы, и любовался красивым домом, скрытым тенью сада. А затем без всяческих уловок подошёл к прогуливающемуся полицейскому и спросил:
— Синьор полицейский, а живёт ли в этом симпатичном домике какая-нибудь собачка?
Полицейский долгим недобрым взглядом смерил оборванного мальчишку и ответил:
— Документики?
Лука, предвидя такое развитие событий, заранее приготовил двухсольдовую монету, которую он тут же предоставил полицейскому вместо паспорта. Полицейский, удовлетворившись такого рода документом, спрятал монету в нагрудный карман и произнёс:
— Живёт одна зараза, её и собакой-то назвать нельзя. Шавка, хуже кошки, и бестолковая. Гадит на тротуар похлеще какого-нибудь бродяги. В общем, собака неразумная.
— Какая гадость, — сочувственно поморщился Крючок. — Как этому богачу и не стыдно иметь такую собаку?
— А ты бы послушал, как она лает. Визгливая, спасу нет. Как вспоминаю, так передёргивает всего: так и пнул бы.
— Да, как он только с ней гуляет? — вслух размышлял Лука. — Я бы на его месте со стыда сгорел бы — с такой шавкой гулять.
— А он с ней и не гуляет, — отвечал полицейский. — С этой тварью его жена гуляет, противозная стерва тоже. Ведёт своего этого пуделя на поводке и сюсюкается: «Ой, ты мой маленький. Ой, ты мой хорошенький. Вон, гляди, стоит противный полицейский. Если не будешь слушать свою мамочку, я тебя ему отдам». Тьфу, противно даже смотреть на эту дуру.
— Да уж, представляю себе. Прямо как вижу: дрянная собака с дурой-хозяйкой. И эту картину вам приходится смотреть три раза в день?
— Когда дежурю — два, утром и вечером. Особенно эта шавка утром гадит, меня от этих сцен аж с души воротит. Хотел было даже перевестись на другой участок, да больно уж мне это место нравится.
— А во сколько же она её на прогулки водит?
— Эта дура, видимо, встаёт поздно и идёт в кофейню пить кофе. Вся расфуфыренная дамочка, вся напудренная, а по дороге это мерзкое животное гадит везде: ни один столб не пропустит, — брезгливо говорил полицейский.
— Дамочка гадит? — не понял Лука.
— При чём здесь дамочка, собака гадит, — пояснил полицейский. — Дамочка кофе идёт пить, а собака гадит. Понял?
— Понял. Значит они в десять выходят. А откуда вы знаете, что они в десять выходят?
— Так я здесь каждый день стою, с шести до четырёх, кроме воскресений и дежурств в участке.
— И завтра будете?
— Я же тебе, дурья башка, говорю: кроме воскресений, а завтра воскресенье.
— А ваш начальник Стакани? — не отцеплялся Лука.
— Нет. Стакани в портовом околотке начальник, а я служу в северном.
— А кто же здесь будет стоять, раз вы отдыхаете?
— В воскресенье здесь никого нет. Только Карлотти в конце улицы стоит, да и то только с вечера.
— Ну что ж, спасибо за приятную беседу.
— Бывай, — ответил страж закона.
Утро следующего дня выдалось солнечное и нехолодное. И синьора Анжелика Малавантози встала как обычно. Она пребывала в хорошем расположении духа, красавица даже чмокнула синьора редактора в лысину, что само по себе было необычно. Женщина была в предвкушении приятной поездки в столицу, которую вот уже месяц обещал ей супруг. Наконец, вчера он выложил перед синьорой Анжеликой пять цехинов со словами:
— Моя козочка может на пару дней съездить в столицу, походить по магазинам.