Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб

— Николая?

— Нет. Твоё задание будет носить характер несколько художественный.

— Пугаешь ты меня, — заявил Рокко.

— Костюмчик мне нужен приличный, — улыбнулся Пиноккио.

— Купить? Своровать? — уточнил Чеснок.

— Нет, воровать не надо, а на покупку денег нет. Надо позаимствовать.

— Это как?

— Надо пойти к реальному училищу, выбрать паренька моей комплекции…

— Понял, набить ему морду и отнять костюм, — догадался Рокко.

— Морду никому бить не надо. Надо вежливо попросить молодого человека прийти сюда…

— Точно, здесь мы его без свидетелей долбим и отнимаем костюм.

— Не долбим, а просим у него взаймы на один час. А вот если он не соглашается с твоим приглашением…

— Тогда долбим гада.

— Да прекрати ты меня перебивать, чёрт тебя дери, — разозлился Буратино. — Что за манера такая дурацкая, что за невоспитанность?

— Ладно, ладно, не кипятись, — успокоил дружка Чеснок.

— Будь добр послушать меня до конца.

— Хорошо-хорошо.

— Так вот, если он не захочет идти… — Буратино сделал паузу, ожидая, что Рокко опять что-нибудь вставит, но он только произнёс:

— Я слушаю, слушаю.

— Значит, если не захочет сюда идти, то окажешь на него некоторое психологическое давление. Я повторяю, психологическое. Для чего возьмёшь с собой Серджо. И я вас предупреждаю обоих: без рукоприкладства.

— А если закарячится и ни в какую? Что тогда делать? — спросил Чеснок.

Пиноккио только укоризненно посмотрел на своего приятеля и ничего говорить не стал.

— А мне куда идти? — спросил Фернандо.

— Тебе, старина, никуда ходить не надо. Я же тебе сказал сторожить пуделя.

— Он и так не сбежит, — заверил Фернандо, беря мешок с пуделем и туго скатывая его в рулон. — У меня не сбежит, — продолжал он, обвязывая получившийся рулон бечёвкой. — От меня ещё ни один пудель не сбегал.

— Точно, — ухмыльнулся Рокко, — потому как мёртвые пуделя не бегают.

А пудель жалобно скулил от такого издевательства.

— Фернандо, знаешь что, — начал Буратино. — Собака не только не должна сбежать, но и должна ещё остаться живой и невредимой. Смотри, как бы она у тебя не задохнулась.

— Не-а, — заверил Фернандо, — не задохнётся. Я ей дырку сделаю.

После чего все разошлись по своим делам. Рокко и Серджо направились к реальному училищу и, остановившись невдалеке от входа, стали выбирать жертву.

— Вон он, чисто барин вышагивает, — сказал Серджо, увидев прилично одетого мальчишку.

— Больно толст, — ответил Рокко.

— А вон тот, с книгою сидит, — предложил другую жертву братец.

— Тот, кажись, подойдёт, — пригляделся Чеснок. — Пойдём-ка погутарим.

Они подошли к мальчишке, который читал книгу, сидя на лавочке. Бандиты постояли рядом, и Рокко даже заглянул в книгу пацану. А пацан был так увлечён чтением, что не обращал на них никакого внимания. Рокко успел тем временем скрупулёзно рассмотреть костюм читателя, и, удовлетворившись осмотром, произнёс:

— Почему не на уроке?

Мальчишка оторвался от чтения и удивленно уставился на него.

— Ну, что молчишь, язык проглотил, что ли? — продолжал наезд Чеснок.

— Вы мне? — продолжал удивляться пацан.

— А кому ещё, лавке, что ли?

— Я не на уроке, потому что я уже получил зачёт по этому предмету, и учитель освободил меня от занятий до конца семестра, — вежливо и чётко отвечал мальчишка.

— Отличник, что ли? — осведомился Рокко, нехорошо улыбаясь, не любил он отличников.

— Во всяком случае, пытаюсь окончить курс с грамотой, — не без гордости ответил парень.

— С грамотой, говоришь? — злорадно потёр руки Чеснок. — С грамотой это хорошо. А в морду хочешь?

— Извините, не хочу, — признался отличник. — Не хочу, конечно, да и повода я вам, по-моему, не давал.

— Повода он не давал, видите ли, — передразнил его Чеснок. — Ишь умный какой. А что читаешь?

— Я читаю «Историю средних веков», сочинение Оскара Йерега, профессора. С двести шестнадцатью гравюрами в тексте, с пятнадцатью приложениями, отпечатанными чёрной и цветной красками, и шестью особыми картами и приложениями. Издания Маркса в четырёх томах. Том второй, — произнёс мальчик без запинки, глядя прямо на Чеснока.

— Фу, аж голова закружилась от всех твоих гравюр и приложений. А говоришь, повода не давал. Вот тебе и повод.

— Извините, я не понял.

— А то, что этот твой Оскар, может быть, мой научный оппонент. Чем не повод набить тебе морду?

— А вы тоже учёный? — спросил парень.

— В известном смысле. А книжка-то хоть интересная? — спросил Чеснок.

— Мне нравится, но кое с чем я не согласен, — вяло промямлил отличник.

— А картинки в ней есть?

— Конечно, я же вам сказал, в книге двести шестнадцать гравюр.

— Двести шестнадцать? — переспросил Чеснок. — А бабы голые есть?

— Бабы голые? — удивился мальчик. — Вы имеете в виду изображения обнажённых женщин?

— Ну, голых баб имею в виду.

— Нет, признаться, нету. Понимаете ли, здесь в основном старинные гравюры, создавались они во времена становления католицизма в Западной Европе. А в те времена обнажённая фигура не поощрялась церковью. Работы с обнажённой натурой появились гораздо пожне, во времена Возрождения в Италии, а потом и в Голландии.

— Какой ты умный, — скривился Чеснок, — аж врезать тебе охота.