— Ах, как я это вынесла, — слёзы сверкнули в её прекрасных глазах. — Как тяжело мне терять такое милое, ласковое, преданное, безобидное и весёлое существо. Я даже не знаю, как переживу эту потерю. А платье! — тут женщина не выдержала и заплакала. — Это было одно из лучших моих платьев. Боже, чем я прогневила тебя? — вопрошала Анжелика вслух, а про себя задавала Господу ещё один вопрос: — «Неужели это мне наказание за тех двух молодых лейтенантов флота? Мне кажется, Господи, что это чересчур. В конце концов, или собачка, или платье, а не две вещи сразу. Да ещё и шляпу порвали. Ты несправедлив ко мне, Боже».
— Сударыня, не стоит плакать, — произнёс Пиноккио, понимая, что если он не возьмёт инициативу в свои руки, то будет созерцать эти женские всхлипывания до вечера.
— Ах, вы не понимаете, — ответила синьора редакторша, — насколько дорог был мне мой пёсик.
— Тем не менее, мне кажется, сударыня, что вы рано его хороните, — вкрадчиво сказал Буратино.
— Рано? — удивилась женщина, переставая рыдать.
— Рано.
— Синьор, а вы, собственно, кто такой? — спросила вдруг она. — Что вам угодно? Как вы сюда попали?
— Не пугайтесь, о, прекрасная из синьор. Я ваш верный и давний поклонник, меня зовут Пиноккио Джеппетто, — при этом Пиноккио Джеппетто тяжело вздохнул, — я часто вас вижу.
— Да? — спросила синьора Анжелика. — А я вас вижу, признаться в первый раз.
— Я стараюсь не попадаться вам на глаза, я обычно наблюдаю за вами издали, — произнёс Буратино и снова вздохнул, — и только эти печальные события, это страшное горе, обрушившееся на вас, придали мне духа и смелости. И только потому я здесь, что могу вам помочь.
— Помочь? — в глазах красавицы мелькнул интерес, каждой женщине приятно иметь тайного воздыхателя. — Вряд ли я смогу вас чем-нибудь отблагодарить, ведь денег вы не возьмёте.
— За кого вы меня принимаете, конечно, я не возьму денег. Я помогу вам абсолютно бескорыстно и честно. Я найду вам вашу собачку.
Эти слова, надо признаться, а особенно тяжёлые вздохи мальчика, тронули нежные струны души красавицы и она произнесла:
— Ах, подойдите, сударь. И можете просить меня о любой награде, — со страстью произнесла женщина, придирчиво разглядывая нашего героя. Оглядев его, она сделала для себя заключение: «Совсем юн, не умён, но влюблён и по-рыцарски пылок. Кажется, я давно разбила ему сердце».
Женщины, знающие, что значит разбивать сердца мужчины, поймут её. Очень им приятно, этим девушкам, быть роковыми дамами, бьющими эти идиотские сердца налево и направо. И желательно, чтобы этот приятный процесс происходил без неприятных последствий и глупых эксцессов, которые иногда случаются с роковыми женщинами. Три года назад один такой случай уже произошёл с синьорой Анжеликой. Один прыщавый студент, волочившийся за нею в течение трёх дней, получил полный отказ в виду наличия артиллерийского капитана. Студент напился в дым, написал прощальное письмо, в котором обвинил синьору Анжелику в своей смерти, после чего выбросился в окно. Хорошо, что окно находилось на первом этаже, а то бы он убился насмерть. А так он только сломал ключицу и выбил себе два передних зуба. Причём, обратите внимание, нижних, что говорит о нём как о полном неудачнике. А на следующий день, раздосадованный своими неудачами, он сбежал из больницы и с приятелем пришёл в дом, где синьора Анжелика снимала меблированную комнату, и расписал ей всю дверь всякими гадостями. Причём надписи были такие противные, что самой приличной была: «Капитан-артиллерист — вонючка». Об остальных словесах на двери синьора Анжелика старалась даже не вспоминать. Хотя соседи по дому ещё долго восхищались студенческой изобретательностью и заковыренностью выражений.
Но всё это было в прошлом. А сейчас синьор Малавантози глядела на щуплую фигуру мальчика и говорила:
— Найдите мне моего Рексика, синьор Джеппетто. Я вас умоляю. Кстати, а как вы его найдёте?
— Дело в том, сударыня, — начал Буратино, — что я уже целый год являюсь председателем молодежного центра Гуманности и Христианства.
— Ах, как это хорошо, какой вы славный. А кто ещё входит в этот ваш центр, может, я знаю?
— Вряд ли, сударыня, туда входят ещё дети, добрейшие и милейшие существа, которые очень любят животных.
— И всё-таки, может быть, хоть одно имя? Я знаю многих детей всех приличных родителей города.
— Рокко Калабьери, например. Он мой ближайший помощник, очень воспитанный молодой человек. Лука Крючок, очень любознательный, он может выяснить всё, что угодно. Два спортсмена-брата, Серджо и Фернандо, ну, очень сильные ребята. А также многие другие члены нашего молодёжного центра.
— Да, я никого не знаю из них. Я бы запомнила такую фамилию, как Крючок. Надеюсь, все они из приличных семей?