– Тогда вперед, за трофеями, – кивнул он.
В пятнадцати шагах от них Милый пихнул локтем Худышку:
– Что, любовь моя, побросаем мы сегодня «шрапнели»?
– Нечего меня так звать, – ответила сапер скучающим голосом, однако она внимательно смотрела, как Бадан Грук направляется туда, где укрылась Драчунья, а капрал Охотник – назад по тропе, чтобы привести капрала Четвертого взвода Правалака Рима, который вместе с Мелким и Молнией прикрывал сейчас их задницы. Довольно скоро среди солдат словно пронесся неслышный шепоток, она увидела, как те извлекают оружие, потуже затягивают броню, поправляют шлемы, и наконец проворчала: – Лады, Милый, – Худ меня забери, как я это только выговариваю? – похоже, ты все верно унюхал.
– Дай мне шанс, и сама увидишь…
– Ноги я перед тобой, Милый, раздвигать не собираюсь. Что ж ты этого никак в толк не возьмешь?
– Что у тебя за кислые взгляды на жизнь, – пожаловался сапер Десятого взвода, заряжая арбалет. – Вот Целуй и то…
– Целуй от твоих подкатываний так устала, Милый, что пошла и взорвалась на хрен – да еще и сестру с собой прихватила. А я теперь жалею, что меня с ними в лодке не оказалось. – С этими словами она поднялась на ноги и подошла к Непу Хмурому.
Пожилой далхонский маг приоткрыл один желтоватый глаз и прищурился на нее, потом, увидев, что в каждой руке она держит по «шрапнели», выпучил сразу оба:
– Йди от мя, дуробаба!
– Расслабься, – бросила та, – мы в бой идем. У тебя в твоей пипиське что-нибудь осталось?
– Што?
– Магия, Неп, магия – она у мужиков в блекерах. Это каждая баба знает, – подмигнула она.
– Хватит мя дразнить, дуробаба! Йди от мя!
– Не йду я от тебя никуда, Неп, пока ты не благословишь мне «шрапнели».
– Блаславить шары из глины? С ума ушла, дуробаба? Крайний раз я их блаславил…
– Ага, они тогда взорвались. Уголёк и Целуй. На мелкие кусочки – зато мгновенно и безболезненно, так? Слушай, это мой единственный шанс избавиться от приставаний Милого. Нет, в самом деле, мне нужно твое бласловенное проклятие или там проклятое бласловение. Прошу тебя, Неп…
– Йди от мя!
Релико, который был даже на полголовы ниже, чем его сержант, и таким образом, как утверждает лично Зуб, являлся самым низкорослым тяжелым пехотинцем за всю историю Малазанской империи, с ворчанием выпрямился, обнажил свой короткий меч и развернул щит в боевое положение. Потом бросил взгляд на Большого Простака.
– Вот и опять.
Огромный сетийский воин, все еще сидя на влажном мху, поднял на него глаза:
– Что?
– Опять бой.
– Где?
– Мы идем в бой, Большой. Помнишь И’гхатан?
– Нет.
– В этот раз вряд ли будет как в И’гхатане. Скорее как вчера, только погорячей. Вчера-то ты помнишь?
Большой Простак какое-то время вглядывался в него, потом рассмеялся своим медленным смехом –
– Вчера? Вчера я помню.
– Тогда бери свой меч, Большой, и вытри с него грязь. Щит тоже бери – да нет, не мой, свой, он у тебя на спине. Правильно, разверни его. Отлично – стоп, меч в другую руку. Вот теперь годится. Готов?
– Кого убивать?
– Я тебе покажу.
– Хорошо.
– По-моему, напрасно сетийцы решили скреститься с бхедеринами.
– Что?
– Такая шутка, Большой.
– Понял. Ха ха ха.
– Давай поближе к Затылку – он пойдет впереди.
– Затылок? Впереди?
– В таких случаях, Большой, он всегда идет впереди.
– Понял. Хорошо.
– А Молния с Мелким нас сзади прикроют. Как вчера.
– Понял. Релико, а что было вчера?
Шелковый Шнурок шагнул поближе к Неллеру, и оба какое-то время смотрели, как их капрал, Правалак Римм, инструктирует Молнию и Мелкого, которым следовало присоединиться к остальным тяжелым пехотинцам.
Затем солдаты заговорили на своем родном далхонском.
– Несчастный, – сказал Шнурок.
– Несчастней не бывает, – согласился Неллер.
– А Целуй, она красивая была.
– Красивше не бывает.
– Только все вышло, как Бадан говорит.
– Да, все как Бадан говорит.
– А Бадан, он говорит – такие вот дела.