Он увидел, что от воды у нее начали гнить ноги. Белые, словно у трупа, кожа отслаивается клочьями, обнажая алые раны. Когда она закинула их на алтарь и поджала под себя, Странник вдруг кое-что понял. О человечестве, бурлящей лавиной несущемся сквозь историю.
Ощутив во рту противный привкус золы, он отвернулся, принялся изучать стекающие по каменным стенам зала струйки.
– Вода поднимается, – заметил он, снова взглянув на нее.
– Он оказался вовсе не таким бестолковым, как я думала, – сказала Пернатая Ведьма, бессознательно наматывая на палец грязный локон некогда золотых волос. – Но неужели ты не рад, дорогой мой бог? Империя вот-вот падет на колени у твоих ног. – Она вдруг улыбнулась, показав коричневые зубы. – И у моих тоже.
И у твоих, Пернатая Ведьма. У твоих гниющих, уже наполовину мертвых конечностей, которыми ты когда-то пользовалась, чтобы бегать. Давным-давно. Империя падает перед тобой на колени, тянется дрожащими губами к твоему паху, чтобы поцеловать твой цветок. Холодный, рыхлый, а запах…
– Разве нам уже не пора? – Она бросила на него неожиданно кокетливый взгляд.
– Что не пора?
– Ты был консортом. Ты знаешь все о любви. Научи и меня.
– Тебя?
– Я нетронута. И никогда не спала ни с мужчиной, ни с женщиной.
– Но это ложь, – удивился Странник. – Грибна, хромой раб в деревне хиротов. Ты была совсем юной. А он тобой пользовался, часто и грубо. Потому ты и стала такой, какой стала, Пернатая Ведьма.
Она стыдливо отвела взгляд, нахмурилась, и он с ужасом осознал – она не помнит.
– Пернатая Ведьма…
– Уходи, – проговорила она. – Мне от тебя сейчас ничего не нужно. У меня есть Удинаас.
– Ты потеряла Удинааса. У тебя его никогда и не было. Послушай…
– Он жив! Да-да, жив! А те, кто желал ему смерти, сами мертвы – сестры, они мертвы. Кто бы мог вообразить?
– Дура. Силкас Руин жив и возвращается сюда. Чтобы превратить этот город в развалины. Разрушить до основания…
– Ему не победить Рулада Сэнгара, – парировала она. – На такое даже Силкас Руин не способен.
На это уверенное заявление Странник ничего не ответил. И опять отвернулся.
– У тебя на ногах гангрена, Пернатая Ведьма. В моем храме, как ты зовешь это место, разит гнилым мясом.
– Так исцели меня!
– Вода поднимается, – сказал он, и на этот раз утверждение словно бы налилось весом, заполнив всего его изнутри.
Во имя Обителей, неужели такое возможно? Еще и это?
– Он забрал палец, – сказала Пернатая Ведьма у него за спиной. – Забрал и решил, что этого будет достаточно. Но я же никак не могла сама отправиться туда, где он сейчас? Не могла. Поэтому он и был мне нужен, но он оказался вовсе не таким бестолковым, как я думала.
– Ну а другой? – поинтересовался Странник, все еще не оборачиваясь.
– Его никто не видел…
Старший бог резко обернулся.
Она вытаращила глаза.
Он понял, что уже идет по коридору по пояс в воде, хотя она и не препятствовала его движениям.
Где-то за проседающими, плачущими стенами почти занялась заря.
Империя на коленях.
И вот-вот поцелует ее цветок.
Варату Тону, недавно назначенному финаддом дворцовой стражи, доложили о том, что бежал Икарий, а вместе с ним – Таралак Вид и Старший Оценщик. При этом известии у него чуть не подкосились ноги от нахлынувших чувств – однако чувств очень мутных и неоднозначных. Конечно, облегчение из-за того, что только что удалось предотвратить – хотя и неизвестно, надолго ли, поскольку Икарий мог вернуться, – но облегчение это быстро утонуло во все возрастающих мрачных предчувствиях относительно армии вторжения, вставшей лагерем в каких-то двух лигах отсюда.
Будет осада, но поскольку не осталось почти никого, кто мог бы встать на стены, она окажется недолгой. За ней последует атака на Вечный дом, и когда все закончится, император Рулад Сэнгар останется единственным выжившим, со всех сторон окруженным врагами.