Буря Жнеца. Том 2

– Как и отцовское кресло в нашем доме. У нас в деревне. Пустой!

– Вашей деревни больше нет, император.

– Но кресло есть! Я его вижу. Своими собственными глазами – кресло моего отца. Краска выцветает на солнце. Дерево трескается под дождем. На подлокотниках вороны сидят – я его вижу!

Эхо крика раскатилось по залу, и наступила тишина. Никто из стражников не шелохнулся. Канцлер склонил голову, и кто знает, что за мысли бегают сейчас за змеиными глазками?

Капитуляция. На наших условиях. Рулад Сэнгар остается у власти. Рулад Сэнгар и, разумеется, канцлер Трибан Гнол. И Патриотисты. «Нас не завоевать. Мы вечны. Ступи в наш мир, и он тебя пожрет».

Широкие плечи Рулада медленно опустились. Он подошел к трону, повернулся и сел. Огляделся вокруг измученными глазами. И хрипло спросил:

– Кто еще остался?

– Только один, император, – поклонился канцлер.

– Один? Должно быть двое.

– Претендент по имени Икарий бежал, император. Скрывается в городе. Мы его разыскиваем.

Врешь.

Однако Руладу это, кажется, было безразлично, он повернул голову, медленно опустил глаза, пока перед ними не оказался покрытый запекшейся кровью меч.

– Тоблакай?

– Да, император.

– Убийца Бинадаса? Моего брата?

– Да, государь.

Голова медленно поднялась.

– Уже рассвело?

– Да.

Распоряжение Рулада было почти неслышным, словно громкий выдох:

– Привести его!

Бедолага показал утопленную в камень дверь, ведущую под городскую стену, и они его отпустили. Дверь, разумеется, оказалась заперта, и пока остальные взводы ждали в постепенно редеющей тьме – пытаясь хоть как-то укрыться от наблюдения, хотя это было и нелегко, – Скрипач и Спрут, забравшись в нишу, изучали варианты.

– Как будто она здесь специально, чтобы кто-нибудь взломал, – бормотал Спрут, – так что, похоже, парнишка не врет – стоит только войти, они откроют затворы и мы утонем. Скрип, не знаю я, как все это провернуть – чтобы вышло тихо и никто не догадался, что мы заглотили наживку.

Скрипач поскреб белую бороду.

– Может, разобрать всю дверь целиком – вместе с коробкой?

– Не успеем.

– Тоже верно. Придется отойти и где-нибудь укрыться до темноты, а вечером снова попробуем.

– К тому времени подойдет адъюнкт. А Кенеб хочет, чтобы мы были в городе первыми, и тут я с ним согласен – мы заслужили.

В этот момент они услышали за дверью глухой удар, потом – скрежет поднимаемого засова.

Отступив по обе стороны от двери, малазанцы торопливо взвели арбалеты.

Дверь со скрежетом открылась.

Наружу выбралась одна-единственная фигура, и это не был летерийский солдат. На ней были обычные кожаные доспехи, которые не могли скрыть, что это – женщина, а на лице – эмалевая маска с несколькими намалеванными на ней знаками. За спиной виднелись рукояти двух мечей на перевязях. Шаг вперед, другой. Быстрый взгляд направо, на Скрипача, потом налево, на Спрута. Женщина приостановилась, отряхнула доспехи и двинулась дальше. К полю битвы и куда-то прочь.

С ног до головы покрытый потом Скрипач плюхнулся задом на землю, арбалет прыгал у него в руках.

Спрут, сделав отгоняющий нечисть жест, тоже сел:

– Скрип, я уже чуял Худово дыхание на загривке. Вот прямо здесь и сейчас. Знаю, она не потянулась за оружием, не дернулась даже…

– Ага, – выдохнул Скрипач шепотом, словно благословляя. Сегулех, Худ ее забери. И высокого ранга. Мы бы не успели выстрелить – ни тот, ни другой. Просто головы бы покатились, словно два снежка.

– Я отвернулся, Скрип. А когда она на меня взглянула, и вообще в землю уставился.

– Я тоже.

– Потому-то мы оба и живы.

– Ага.

Повернувшись, Спрут уставился в темный тоннель:

– Похоже, до вечера ждать не обязательно.

– Иди за остальными, Спрут. Пусть Кенеб их собирает. Я пойду глянуть, что там на другой стороне. Если все тихо и без стражи, то и хорошо. А вот если нет…

– Давай, Скрип.

Сержант нырнул в тоннель.

Он двигался сквозь темноту так быстро, как только мог себе позволить без лишнего шума. Стена над головой оказалась до отвращения толстой, и серое пятно выхода сразу за резким подъемом замаячило перед ним лишь через тридцать шагов. С арбалетом в руках он осторожно двинулся вперед.

Осторожность оказалась излишней.

Тоннель заканчивался узенькой караулкой без потолка. Справа от него вдоль стены шла единственная скамья. На грязном полу валялось три тела, из жутких ран еще сочилась кровь. Надо было отводить глаза, солдатики. Это если еще предположить, что у них была возможность выбора, – а то она, похоже, очень хотела наружу.

Дверь напротив была приоткрыта, и Скрипач, подкравшись поближе, выглянул в щелку. Широкая, усыпанная каким-то мусором улица.

Добрую половину ночи они слышали звуки беспорядков, которые явно прокатились и здесь, – если и не этой ночью, то, скажем, прошлой. В казармах на другой стороне улицы двери были выбиты, а над оконными проемами виднелись языки золы. Все лучше и лучше.