Библиотекарша Таня, работающая в клубе речников, который использовался теперь в основном для проведения дискотек – еще уборщицей, сторожем и истопником, всегда с неохотой открывала тяжелый замок, а встречая Надю, свою школьную подругу, тут же начинала пересказывать ей особенно волнующие эпизоды «Богатых и счастливых». О том, например, что произошло с Сиси, или почему Барбара ушла от Умберто к Тони Блейку, оставив при этом мамаше Умберто незаконнорожденного от негра-баскетболиста младенца.
Но, поскольку Надежда сериалов не смотрела, говорить с ней было не интересно.
Слушала она Таню рассеянно, а отвечала невпопад, сосредоточенно роясь в рядах книг на запыленных полках…
Надежде, в свою очередь, тоже не с кем было обсудить прочитанное, потому что муж ее Кирилл (Кирюша, Киря, Киряй – в зависимости от обстоятельств) хоть страсти к сериалам не имел, но и книг, увы, почти не читал. Погружаясь время от времени, по причине рухнувшей мечты «о далеких морях и походах», то в беспробудное пьянство, то в безудержную работу. В этом диапазоне, который Надя определяла: «От алкоголика – до трудоголика» он и пребывал, как бы не имея срединных стержневых основ. Но, как и Надя, любил «интеллигентных людей», с которыми можно было бы поговорить о чем угодно. В том числе и о дальних странствиях, поскольку сам он теперь работал на нефтеналивном судне, заправляющем «кометы» и «ракеты», курсирующие по Байкалу.
Сам же Кирилл был списан «на берег» с плотовоза «Александр Суворов» за давнишнюю теперь уже очередную пьянку. Правда, плоты «А. Суворов» давно не таскал, а, как и другие суда, ржавел в порту обильно обживаемый чайками, что немного утешало Кирилла.
На сей раз мой отпуск пришелся на сентябрь. Самый, пожалуй, благодатный на Байкале период начальной осени.
Уже нет изнурительной жары, но все еще солнечно и как-то пронзительно чисто и ясно… Днем тепло. Вечером прохладно. Утром туманно и росисто.
Радует разноцветье осенних красок окружающих Байкал гор, первые летящие желтые листья берез, прозрачная задумчивая голубизна воды и непрозрачная голубизна неба с быстро стремящимися по нему куда-то белыми «парусами» нескончаемых облаков. И белый, идущий из-за горизонта кораблик. Нечастые упругие недолгие дожди, барабанящие по крыше. Равномерное гудение печи, приятное тепло от нее и ветер, заставляющий скрипеть ставни и окно на Байкал…
А там – необъятный простор! Одним словом, все то, что я так люблю и ценю в этой жизни и чего мне так порою не достает…
Приехав, я обнаружил на своем дачном участке (в прямом, не огородном, смысле этого слова, потому что на нем у меня растут: сосны, березы, кедры, шиповник, рябина, черемуха и даже белые грибы) новенький туалет с резьбой вокруг прямоугольного отверстия над дверью, поскольку о его строительстве мы с Кириллом договаривались, наверное, уже около года, я понял, что он в «полной завязке».
Распаковав рюкзак, разложив все привезенное по своим местам, уже ввечеру я отправился в гости к Верхозиным, давнишним моим здесь приятелям.
В подарок Наде я привез несколько книг (двойные экземпляры которых обнаружил при очередной чистке домашней библиотеки), а Кириллу цепь для бензопилы «Дружба».
Встретили меня, как обычно, радушно. А тут еще топилась баня! Мне, естественно, было предложено остаться. Видно было, что люди радуются гостю больше, чем подаркам. И пока банька «доспевала», мы уселись на кухне поговорить… Огня не зажигали. Может быть, и потому, что разговор у нас с Надей зашел о Гоголе (одну из книг которого я ей привез), вернее – о его мистических началах: всех этих ведьмах, панночках, оборачивающихся вдруг черными кошками, о жутких рассказах, где нечисть представляет реальную и к тому же могучую силу и где грань между праведным и неправедным тонка, а силы человеческие без поддержки Бога мизерны.
– У нас-то в поселке всякой чертовщины тоже хватает… И колдовок, и ворожей, и приворожниц, – вклинился в паузу до этого молчавший Кирилл. – Расскажи-ка, Надежда, как ты меня от водки отлучала с помощью каких таких наговоров и снадобий?
Надя вспыхнула, как маков цвет, и, отмахнувшись от Кирилла сказала: