А Ванька все у порога, набычившись, топчется.
– Пойдем, – говорю, – поговорим, если есть о чем.
Вышли, сели у нашего палисадника, как брат-близнец похожего на соседский. И даже такой же зеленой краской крашенный.
Он мне молча сигарету сует. Сам закуривает.
– Так о чем будет речь? – спрашиваю, дымя сигареткой.
– Дядя Кирилл, я нигде у вас сотенную во дворе не обронил, не находили?
– Да как же ты ее мог обронить, коль у тебя карманы вон какие глыбокие? – раззадориваю его. – И откуда, паря, у тебя такие немалые деньги завелись? На большой дороге, что ли, промышляешь?
– Аванс я получил. Ну и сотню припрятал от матери. Хотел Машке вашей да ей конфет хороших купить. Удивить чтобы.
– Считай, что удивил. Я тебе для матери твоей ровно полкилограмма «Каракумов» отсыплю. А Машке скажу про остальное, что это ты ей купил. Завтра с утра как раз собирался ей кулек с конфетами вручить.
Ванька весь аж просиял! А веснушки на его носу и щеках засветились от радости крошечными солнышками.
И тут я его как ушатом холодной воды окатил:
– Расскажи-ка ты мне, недотепе, мил человек, как же это ты у нас в сеннике деньги мог потерять? В сене с Машкой, что ли, кувыркались?
Ванька опять посмурнел.
А я ему говорю примирительно:
– Ладно, паря, не тушуйся. Дело молодое, понимаю. Но смотри мне – не балуй. Любым шалостям меру знай. Девку ведь, Ванька, обидеть легко…
Раньше-то я, Владимирыч, наверняка догадываешься, куда бы эти деньги пустил. По проторенной тропиночке – на водочку. И Надежде, ясно дело, не показал бы даже… Змий-то зеленый он ох, хитрющий и прожорливый – страсть, – задумчиво закончил свою историю Кирилл. И, словно очнувшись от своих недавних мыслей добавил: – Однако пора в парную, а то перестыть могем. Веничком с крапивкой щас тебя так отхожу, что всю хворь на месяц вперед выпарю.
Я лег ничком на полок. Кирилл плеснул на каменку березового отвара из таза, в котором заваривались веники.
Жгучий березовый дух заполнил все небольшое помещение с маленьким, вмиг запотевшим, оконцем на штормовой, темный, в частых сединах белых гребней волн, Байкал. Горячий пар, подгоняемый к спине, пяткам, ногам сразу двумя вениками с ветками крапивы и смородины в них, приятно «расплавлял» все тело.
В процессе парки между ударами, производимыми с гиканьем, Кирилл прерывистым голосом продолжал свою историю:
– Ты думаешь, Владимирыч, как я пить-то бросил?
Честно говоря, в данный момент я об этом совсем не думал, поскольку два совершенно противоположных чувства владели мной. Первое – хотелось и дальше ощущать на себе горячее похлестывание веников, от которых все тело и взбадривалось и размякало, словно расплывалось тестом из доброй квашни, одновременно. И второе – все больше хотелось окатиться обжигающе холодной водой. А еще лучше – нырнуть в Байкал, до которого, впрочем, бежать было далековато.
На вопрос Кирилла я издал благодушный одобряющий к дальнейшему рассказу кряк, похожий одновременно и на кабанье хрюканье и на урчание, довольного своей участью, сытого кота.
– По весне дело было. Все сопки, помню, как в розовом тумане, от поздно расцветшего багульника сделались… Мы с Надеждой аккурат картошку на дальнем огороде сажали. Отсажались. Решили на вольных воздухах перекусить. Она на пне огромной сосны, несколько лет назад спиленной, на газетке хлеб, сало, огурчики соленые, лук разложила. Картошку вареную, уже очищенную, в чашке туда же поставила. А я думаю: «Эх, щас бы водочки полстакана к такой-то закусочке!» И, главное, дома чекушка есть, от Надежды в укромном уголке припрятанная. От этих мыслей аж засосало у меня все нутро, будто кто-то там толстый, ненасытный жрать запросил. Но просил-то именно водки, а не чего другого. Аппетит даже от этого пропал.
А Надя, будто услышав мысли мои и разгадав мое томление, снова несмело так, ко мне со своим извечным разговором приступает. Суть которого – бросить пить. Тем более что дружок мой Курочкин, по ее словам, в город недавно съездил, «закодировался» от пьянки. Притом недорого. И вот уже больше месяца ее – отраву эту, в рот не берет. Хорошо бы, дескать, и тебе, Кирюша, то же самое сделать. Раз уж снадобья разные и наговоры не помогают…
После обливания холодной водой, когда по всему телу, под кожей, словно веселые пузырьки «Нарзана» весело скачут, разговор продолжается опять в предбаннике.