Бывший вундеркинд. Детство и юность

Я сел на поезд до Куксгафена, где я пересел на Цинциннати, пароход, принадлежавший компании Гамбург-Америка Лайн. Полтора дня спустя я увидел мобилизующийся британский флот в Спитхеде, а через два дня после этого мы получили сообщение, что между Германией и Англией началась война, и что радиостанция закрылась. Когда мы направлялись в Бостон, мы не знали, удастся ли нам завершить наш путь, и однажды промелькнул слух, что мы, возможно, плывем на Азорские острова. Однако положение солнца показывало, что это не так, и что мы, как и предполагалось, плыли в Бостон. Этот корабль позднее был поставлен в одном из бостонских доков до тех пор, пока Соединенные Штаты не стали принимать участие в войне, после этого его использовали в качестве американского транспортного средства, а еще немного спустя он был торпедирован немцами.

Мой отец встретил меня на корабле, испытав огромное облегчение, увидев меня целым и невредимым. Мы вместе сели на поезд в Нью-Гемпшир. Я заметил, что отец относился ко мне с большим уважением, чем прежде: как к взрослому человеку. Во время нашего путешествия мы говорили о войне. Я был удивлен обнаружить, насколько однозначным было мнение отца и университета, который он представлял, против Германии.

Сообщения о войне были плохими. Мы надеялись на быстрое окончание войны, но германские войска все глубже и глубже проникали на территории Фландрии и Франции, и даже когда маршалу Жоффру удалось одержать временную победу в Марнском сражении, было ясно, что нас ожидала долгая, отчаянная и непонятная война. Именно тогда дети моего поколения осознали, что мы родились слишком поздно или, вполне вероятно, слишком рано. В 1914 году Санта Клаус умер. Мы предполагали, что жизнь и есть тот кошмар, что был описан в произведениях Кафки, очнувшись от которого, еще яснее осознаешь, что этот кошмар — реальность, или же реальность — еще более страшный кошмар.

Я написал Бертрану Расселлу, чтобы узнать, стоит ли возвращаться в Кембридж на следующий учебный год, поскольку в Гарварде мне снова была выдана стипендия на 1914-1915 академический год. Он ответил, что будет более безопасно и желательно, если я закажу билет из Нью-Йорка на старый корабль, принадлежавший Американ Лайн. Он был построен во времена, когда еще устанавливали вспомогательный парус, и его нос был как у яхты, и у него также был бушприт. Все это казалось мне очень романтичным.

Мои две тетушки, преуспевавшие в то время в торговле одеждой на мировом рынке и много времени проводившие в Париже, провожали меня в Нью-Йорке. Путешествие было долгим, но приятным. Вместе со мной на борту корабля были молодые люди, которые пытались забыть о войне. Мы играли в подобие гольфа с помощью палочек и дисков для шаффлборда, рисуя мелом отверстия на палубе и используя вентиляторы, крепительные планки и рубку в качестве искусственных препятствий. Там была пожилая пара из Австралии, с умилением наблюдавшая за нашим баловством. У себя дома они управляли чем-то вроде сельскохозяйственной школы. Позже мне пришлось встретиться с ними в мрачном военном Лондоне, и их сердечность была большим утешением для меня.

Таким образом, я прибыл в Кембридж во время войны. Атмосфера была мрачной и тяжелой. Часть зданий, располагавшихся на задворках университета, была превращена в импровизированные военные госпитали для раненных солдат. На всех пустынных пространствах на территории университета были выстроены уродливые хибарки-времянки, казавшиеся более постоянными, чем что-либо, заранее спланированное как постоянный объект.

В «Юнионе» постоянно вывешивались списки убитых, и отчаявшиеся отцы и братья читали их с надеждой, что в них нет имен кого-либо из их семей, и все же ожидая, что рано или поздно фамилии их родных могут появиться в них. Журнал Блэквуда печатал ежемесячно отрывки из книги Йена Хэя Бейта «Первые сто тысяч» («The First Hundred Thousand»), рождавшей в нас ощущение непосредственной близости войны и нашей к ней причастности.

Военные новости были печальными и зловещими. Мои друзья и коллеги с трудом могли со всей серьезностью заниматься своей научной работой, а темные улицы и выкрашенные в белый цвет края тротуаров усиливали общее настроение тоски и обреченности. В конце концов, до нас дошли слухи, что немцы собирались вскоре предпринять большую операцию на подводных лодках против торговых и пассажирских кораблей.