Бывший вундеркинд. Детство и юность

Он продолжил свою работу по динамике именно в том аспекте, который ранее исследовал Пуанкаре, и читал курс лекций по проблеме трех тел. Я записался на этот курс, но то ли в силу моей неподготовленности, то ли из-за трудно воспринимаемого стиля изложения Биркгофа, а скорее всего из-за того и другого, я чрезмерно напрягался и не смог продолжать посещать эти занятия.

Биркгоф и Мюнстерберг были слушателями моего обучающего курса. По мере продолжения войны Мюнстербергу все сложнее и сложнее приходилось в Гарварде. Он был на стороне Германии, в то время как большинство его коллег, включая моего отца, поддерживали союзников. В конце концов, Мюнстерберг написал письмо моему отцу, воспринятое моими родителями как оскорбление и вызвавшее сильную ссору, во время которой Мюнстерберг ссылался на свой интерес к моей работе и на посещение моего курса лекций, а также на то, что он поддерживал мою работу. Естественно, ситуация не могла не вызвать во мне замешательства, и я проявил скорее преданность, чем такт, приняв сторону моего отца.

Если во время моих первых посещений Гарварда я лишь время от времени посещал заседания Гарвардского Математического Общества, то теперь впервые я стал регулярно ходить туда. Это было общество, созданное по типичному для Гарварда образцу. Профессора сидели в первом ряду и снисходили до студентов в милостивой олимпийской манере. Пожалуй, самой заметной фигурой был У. Ф. Осгуд с его лысой яйцеподобной головой и густой раздвоенной бородой, срезающий кончик сигары ножом, следуя манере Феликса Кляйна, и державший ее с намеренным изяществом.

По моему мнению, Осгуд был олицетворением гарвардского математика. Подобно многим другим американским ученым, посетившим Германию в начале века, он вернулся домой с женой-немкой и манерами истинного немца. Пожалуй, следует многое сказать в защиту женитьбы на немках — я счастлив, что сам сделал это. Во времена Осгуда этот псевдогерманизм Новой Англии был в моде. Его восхищение всем тем, что принадлежало Германии, подтолкнуло его к написанию книги по теории функций на почти правильном немецком языке. Вне всяких сомнений он был под впечатлением от статуса немецкого Geheimrat, и он стремился придать академической жизни в Америке такую форму, где он мог занять подобное положение. Он проделал успешную работу по анализу вопреки тем запретам, которые постоянно толкали определенный тип жителей Новой Англии от того, что первоначально, к тому, что является производным и общепринятым. Некоторые из его идей должны были привести его к открытию интеграла Лебега, но он не сделал последнего шага, который мог бы привести его к принятию потрясающих последствий его собственной концепции. Должно быть, у него все же было мучительное осознание того, что его поезд ушел, поскольку в свои последние годы он никогда не позволял своим студентам использовать метод Лебега.

Еще одним представителем германского периода американского математического образования был профессор Максим Боше. Он был сыном бывшего учителя французского, но свое образование получил в Германии и женился на немке. Как и в случае с Осгудом, немецкий был языком, на котором его семья говорила дома; но во всем остальном он отличался от Осгуда. Его работа была более оригинальной и на более широкой основе, и в своих манерах он был свободен от напускной манерности.

Из всех остальных математиков, пожалуй, двое произвели на меня особенное впечатление, это профессора Эдвард Вермили Хантингтон и Джилиан Лоуэлл Кулидж. Я уже говорил о Хантингтоне, чья оригинальность стала препятствием для осуществления им профессиональной карьеры в Гарварде. Его перевели в Научную Школу Лоуренс, где он обучал инженеров, хотя его способности в области чистой математики и логике были гораздо больше, чтобы заниматься лишь этим. Он дожил до того дня, когда его ересь получила всеобщее признание, и сегодня аксиоматический метод привлекает даже больше, чем должен был бы, кандидатов на получение степени доктора философии. Он был великолепным, вдохновляющим и терпеливым учителем.

Поскольку у руля управления университетом стоял Лоуэлл, Джулиан Лоуэлл Кулидж, будучи представителем рода Лоуэллов, потомком Джефферсона, был обречен на то, чтобы быть в фаворе. Кулидж получил свое образование в Англии и Германии. Он работал в области геометрии, где он проявил большое усердие и трудолюбие. Он был не только умным, но и совершенно изумительным человеком, а его неумение произносить букву «р» придавало ему еще больше обаяния.