Чада, домочадцы и исчадия

Кащей только усмехнулся на мое возмущение, и выпустил меня из объятий. Лишившись опоры, я нащупала ступеньку и села. И очень удивилась, когда Кащей сел рядом, ничуть не беспокоясь ни об украшенном вышивкой наряд, ни о потере психологического преимущества над сидящей собеседницей…

Ну ладно — меня ноги не держат, да и моим джинсам уже бояться нечего. А он-то чего?

“Он-то”, ничуть не смущаясь своим поведением, стянул корону, прополировал ее рукавом, оглядел удовлетворенно.

Щедро разрешил, покачивая корону на пальце:

— Справшивай!

— А вы правда бессмертный?

— Бессмертный, бессмертный... покуда не убьют.

Ну вот как с ним разговаривать?

Я укоризненно посмотрела на собеседника, но что ему та укоризна?

Взглянул, по птичьи склонив голову, с насмешливым прищуром:

— Другие вопросы есть?

Я посопела.

— Дядька Кащей, почему она именно меня выбрала? — и отмахнулась на строгий взгляд собеседника, — Да успокоилась я, успокоилась! Но… мне понять надо. Почему? По какие критериям? Чем она руководствовалась, моя предшественница, что передала свой надел преемнице аж из другого мира. Почему не нашла поближе кого-то? Почему, в конце концов, дочери не оставила?

— Поближе не нашла — потому что не нашлось, — обстоятельно пояснил Кащей. — Урочища удержать не любая ведьма может. У колдунов-то проще: кто сильнее — тот и хозяин. Но там сила и важна, а здесь, в этих землях, грань тоньше. И сами земли тут особые, не всякому в руки даются. И я про ваши, хозяйские, дела не очень ведаю, да и не лезу в них, но знаю, что не всякая над Урочищем хозяйкой стать способна. Не сыскала Мирослава подходящей преемницы окрест, а срок ей уже подходил… Да и гордыня в ней взыграла, на старости-то лет. Дочери же не оставила, знамо дело, оттого что не было у нее дочери.

Я слушала, прикидывая, как бы перевести разговор на соседские урочища, но не понадобилось. Кащей сам о них заговорил:

— У Премудрых то часто бывает. А в нынешнем колене и у Искусниц будет: нынче у Искусницы только сыновья, а вот дочери нет. У Прекрасных же, наоборот, сыновья вовсе не родятся. Но и дочерей больше одной не бывает. И Премудрые с Искусницами, случается, со стороны наследниц берут — Искусницы когда-никогда, а Премудрые так и не редко — а Прекрасные кровь строго блюдут, и все тайны передают только от матери к дочери.

— Так может, за Искусницей сын унаследует? — я заинтересованно повернула к нему голову. — Такое возможно?

— Может, и возможно — да только не бывало такого пока. Вот и у Настасьи ни один из сыновей силы не воспринял. Ни вашей, хозяйской, ни иной какой — хотя в остальном парни удались хоть куда.

Он помолчал, и когда заговорил снова, мне показалось, что он сказал вовсе не то, что собирался:

— И не припомню я такого, ни на своей памяти, ни с чужих слов, чтобы у хранительниц Урочищ одаренные сыновья случались. Всё выяснила, что хотела?

От неожиданности я кивнула под острым, пронзительным взглядом, и Кащей как ни в чем не бывало продолжил:

— Ну а теперь давай-ка, девонька, попробуй до силы своей дотронуться. А то так и будет весь лес вместе с тобой от тоски выть, чуть тебе придет случай закручиниться.

Что-то с обучением у нас не задалось.

Чтобы дотронуться до своей силы, ее следовало почувствовать.

Но вот как раз с этим пунктом у меня и не сложилось — а я ведь, если честно, решила, что легко и просто всё получится, на развитое образное мышление человека двадцать первого века рассчитывала… Н-да.

Я честно старалась. Как только не пыталась визуализировать силу, вообразить ее теплом в солнечном сплетении, комком в животе, напряжением на кончиках пальцев — глухо.

Свеженазванный наставник только посмеивался беззлобно на мое нетерпение:

— Ну-ну, не горячись, поспешай медленно…

Я сердито сопела. Закрывала глаза, хмурила брови, пыталась сосредоточиться, пыталась расслабиться. Глухо.

— Ты не ломись, не ломись силою, — уговаривал меня дядька Кащей. — Ты слушай себя, силу свою слушай…

Я злилась. От того, что ничего не получалось, было стыдно и неловко.

— Вот что, — вздохнул Кащей. — Вспоминай, Премудрая, что да как ты чувствовала, когда волшбу успешную творила. Как вспомнишь, сумеешь ухватить ощущение в памяти, так и держись за него.

Дал напоследок совет, и откланялся.

Я проводила его до ворот, а затем, кажется, на мгновение всего отвлеклась — а когда снова повернулась, Кащея уже нигде не было, и накатанная дорога, уходящая от тесовых ворот, была пуста.

Словом, Кащей ушел, а я осталась.

Вспоминай, говорит, чувствовала, когда успешную волшбу творила...

Тут бы вспомнить, когда я ее творила-то, успешную волшбу!

Черепа отметаем сразу: это точно наследие старой карги. Моей волшбы там нет, в самый первый раз, когда у меня с ними установилась связь, это не я к ним подключилась — это они ко мне.

Как настырное устройство к незапороленному вай-фаю.

Когда “показывала силу” богатырям, точно помню, что чувствовала злость.

Когда “принимала присягу” лесных обитателей — просто хотела, чтобы они ушли до того, как наступит ночь.