— ...Чего это ты? — Извинения Тору застали Давида врасплох.
А затем…
— Виноват, отвлек, — добавил диверсант и отошел от стены.
— Тору?..
— Лечитесь как следует. Я оставлю мазь, которую сделала Акари. Она довольно неплохо разбирается в медицине, — с этими словами Тору оставил рядом с кроватью
Чайки две склянки.
— Тору…
— До скорого, — он развернулся.
И тогда в спину ему…
— Тору! — послышался полный страданий голос Чайки. — И от меня… «спасибо».
— ?..
Он обернулся через плечо, а Чайка в спешке рылась в собственных воспоминаниях и пыталась вспомнить, что именно хотела сказать ему.
— За то, что спас.
— ...Ладно.
Диверсант на мгновение озадачился, прежде чем кивнуть. Видимо, он и сам уже почти забыл, что ради спасения Чайки метнул в ее противника нож. Хотя диверсантов учили пользоваться всем, что только может приносить пользу, он, похоже, и не думал давить на ее чувство долга, пусть даже его поступок мог стоить ему права участия в турнире.
И дня не прошло с того, как Тору сказал Чайке, что диверсант он второсортный.
Безусловно, ему недостает бесчувственности и жестокости.
И в то же время ни один человек, руководствовавшийся исключительно логикой и выгодой, не стал бы присоединяться к белой Чайке и не вызвал бы столь пристального интереса красной.
Человек, слушающийся лишь разума, способен совершать лишь то, что диктует разум.
Он никогда не совершит ничего, что вышло бы за рамки логики.
И именно этого красная Чайка хотела от Тору.
Он диверсант, не похожий на диверсанта.
И именно поэтому ей казалось, что он и только он сможет совершать такое, на что не способны его коллеги.
Сложно сказать, понимал ли Тору ее мысли, но…
— Все-таки я и правда… до смертельного ущербен как диверсант, — самоуничижительно обронил он и вышел из комнаты.
По пути он бросил краткий взгляд в сторону Фредерики, и та вышла следом.
Раны глубокие, но не смертельные.
Николаю уже приходилось получать тяжелые ранения во время работы наемником, и людей, умерших от ран, он видел предостаточно. Потому хорошо понимал свое состояние, и как действовать, чтобы ненароком не добить себя.
Поэтому…
— ...Можно войти?
Он решил, что от прогулки по казарме ничего страшного не случится, покинул комнату Виви и постучал в другую.
Николай уже расспросил стражников и знал, куда идет.
— …
Он пришел к комнате противников, с которыми недавно сражался.
К двери подошел Альберик Жилетт.
Мягкие волнистые волосы золотистого цвета. Прозрачные голубые глаза.
Его нетрудно спутать с прекрасной девушкой… но в то же время он отнюдь не кажется беспомощным и сразу создает впечатление человека военного.
«Все-таки это командир Жилетт…»
Николай увидел его вблизи в спокойной обстановке и вновь убедился, что лицо юноши ровным счетом ничем не отличается от лица Альберика, которого он помнил.
Даже если предположить, что у него был брат-близнец, он вряд ли мог настолько походить на юного рыцаря.
— ...Что нужно? — спросил Альберик.
Выходит, говорить он все-таки может.
Однако Николай сразу заметил, что в голосе юноши не слышалось и толики тепла, с которой обращаются к друзьям и знакомым.
«У него что, амнезия?»
Может, он головой ударился, когда оказался рядом с падающей крепостью?
Это объяснило бы его отношение к Николаю и Виви… но вопрос о том, зачем он участвует в чемпионате, оставался открытым.
— Ты…
Николай еще раз окинул собеседника взглядом. Он не стал входить, так и оставшись в дверях.
Альберик все еще носил длинные рукавицы, мешавшие разглядеть ту самую руку.
Может, он носил протез или имитировал руку с помощью какой-то магии…
— Ты случайно не Альберик Жилетт?
— ...Что тебе надо?
Хоть юноша и выглядел в точности как Альберик, Николай никогда еще не видел в его глазах такого леденящего холода.
— Ты как две капли воды похож на человека по имени Альберик Жилетт. Человека, который когда-то был нашим командиром. Похож настолько, что на случайность списать не выйдет. Не бывает такого, чтобы один человек напоминал другого и лицом, и телосложением, и даже боевыми умениями.
— …
Альберик не ответил.
Если он и правда страдал от амнезии, встреча с «человеком из прошлого» наверняка изумила или обрадовала бы его… но выглядел он, скорее, так, словно слова Николая его совершенно не заинтересовали.
— Что с вами, командир? — спросил Николай, шагая навстречу Альберику. — Что произошло? Мы… нет, Виви ради вас…
— Даже если в «прошлой жизни» я и был тем Альбериком Жилеттом, о котором ты говоришь, — тихо ответил тот, — я уже не могу ничего вспомнить. У меня нет воспоминаний о прошлом. У меня нет воспоминаний о вас. Не знаю, остался ли я таким же снаружи, но внутри я — совсем другой человек.
— Но…
Николай не знал, что сказать.
Все-таки перед ним и правда Альберик.
С одной стороны, Николай обрадовался тому, что он выжил.
А с другой — есть ли чему радоваться, если командир стал совершенно другим человеком? Если тело живо, но дух, воспоминания и даже характер погибли безвозвратно… не лучше ли считать человека мертвецом?
Что же случилось с Альбериком?
— Вы для меня — просто посторонние.