Чайковский

- Посмотрим, ка­кое там де­ло! Пос­мот­рим, Га­дю­ко.

- Два де­ла есть у ме­ня, - ска­зал Касьян. - Пер­вое: ве­ли ско­рее за­пи­рать во­ро­та, во­ору­жай лю­дей - та­та­ры идут…

- Где они там у дьяво­ла?

- До сих пор, чай, уже гра­бят твой полк. Вче­ра ночью они долж­ны пе­реб­раться че­рез Днепр.

- Не ве­ли­ка важ­ность! - ска­зал пол­ков­ник, вопроситель­но ­пос­мот­рев на Га­дю­ку. - Не ви­да­ли мы этой дря­ни..

- Хорошо ска­за­но, - от­ве­чал Касьян, - так за­чем же ты про­сил по­мо­щи у за­по­рожс­ко­го то­ва­рист­ва и за­чем я, ду­рак, ска­кал сю­да, по­чи­тай, от са­мой Се­чи, на пе­ре­мен­ных ко­нях, по при­ка­зу ко­ше­во­го Збо­ровс­ко­го?

- А ты че­го тут сто­ишь? - зак­ри­чал пол­ков­ник на часово­го­ - Во­ро­на! Сту­пай на двор и ве­ли тру­бить тре­во­гу.

Казак вы­шел.

- Ну, ко­ли ты от Збо­ровс­ко­го и зна­ешь на­ши нуж­ды, то спа­си­бо те­бе за весть, хо­тя она и не очень при­ят­на. Да не ос­тав­ляй нас, по­гос­ти; при обо­ро­не го­ро­да один, го­во­рят, за­по­ро­жец в де­ле сто­ит де­ся­ти прос­тых че­ло­век.

- Дело из­вест­ное! - от­ве­чал Касьян.- Те­перь дру­гое: кла­няется те­бе твоя дочь.

- Дочь? А она жи­ва?

- Жива, и здо­ро­ва, и…

- Ну, пой­ди сю­да, об­ни­ми ме­ня, бра­ти­ку! Сла­ва бо­гу, что жи­ва она, а о ее бабс­ких де­лах рас­ска­жешь пос­ле: те­перь на­доб­но Луб­ны спа­сать; слы­шишь, тру­бят тре­во­гу!..

- Это по-на­ше­му, по-за­по­рожс­ки, лы­царс­кие ре­чи, па­не пол­ков­ник!

- А ты как ду­мал, бра­те?.. - са­мо­до­вольно от­ве­чал пол­ковник. - И у нас ду­ши за­по­рожс­кие!

И они выш­ли на ши­ро­кий двор, где на воз­вы­ше­нии сто­ял тру­бач и тру­бил тре­во­гу; на­род сте­кал­ся отов­сю­ду на двор.

Часто в Ма­ло­рос­сии, про­ез­жая сте­пи вес­ною, вы услы­шите прон­зи­тельный, от­ча­ян­ный вопль: Та­та­ры йдут! Ос­мот­ри­тесь - и ни­ко­го не уви­ди­те, кро­ме двух-трех мальчи­ков, па­су­щих скот, вов­се не по­хо­жих на та­тар, но в этом воп­ле так мно­го грус­ти, от­ча­янья, без­на­деж­нос­ти, что он, вер­но, на­дол­го ос­та­нет­ся у вас в па­мя­ти. Это по­следние от­го­лос­ки тяж­ких, страш­ных воп­лей, ог­ла­шав­ших не­ког­да се­ла Ма­ло­рос­сии, это крик, пе­ре­дан­ный от де­да вну­ку, от от­ца или ма­те­ри сы­ну; это вопль, по­те­ряв­ший уже все свое зна­че­ние, пе­ре­шед­ший в иг­ру, в детс­кую за­бавку, но сох­ра­нив­ший в сво­ей му­зы­кальной сто­ро­не еще мно­го прав­ды; серд­це но­ет, за­ми­ра­ет, слу­шая его: это но­вая, краснор­ечивая стро­ка из ис­то­рии бед­ной сто­ро­ны… Хо­ти­те знать, для че­го кри­чат мальчи­ки: "Та­та­ры йдут"?

Всем из­вест­но, что му­ра­вей на­се­ко­мое об­ще­жи­тельное и тру­до­лю­би­вое, об этом да­же ког­да-то бы­ло на­пе­ча­та­но в но­вей­ших рос­сий­ских про­пи­сях; из­вест­но так­же, что мно­гие, уз­нав из но­вей­ших рос­сий­ских про­пи­сей о трудолю­бии му­равья, ос­та­лись этим очень до­вольны и да­же при слу­чае го­во­рят сво­им де­тям: "Будь тру­до­лю­бив, как мура­вей, и те­бе да­дут бон­бош­ку, а со вре­ме­нем сделаешьс­я зна­чи­тельным че­ло­ве­ком", - а весьма нем­но­гие стара­лись наб­лю­дать жизнь это­го ум­но­го на­се­ко­мо­го, хоть она, пра­во, за­ни­ма­тельнее, раз­но­об­раз­нее, по­учи­тельнее жиз­ни весьма мно­гих… Как бы вы­ра­зиться по­неж­нее?.. Мно­гих… очень вкус­но обе­да­ющих и про­си­жи­ва­ющих но­чи за пре­фе­ран­сом. Но не пу­гай­тесь! Я не ста­ну чи­тать вам лек­ции ин­сек­то­ло­гии: мне бы только очень хо­те­лось, чтоб вы в ти­хое, прек­рас­ное ве­сен­нее ут­ро пос­мот­ре­ли на мура­вейник, ког­да это ма­ленькое царст­во пок­ро­ет­ся бе­лыми ли­чин­ка­ми. [26]

Мура­вьи инс­тинк­тив­но чувст­ву­ют не­об­хо­ди­мость дер­жать свои ли­чин­ки, на­деж­ду на бу­ду­щие си­лы му­ра­вей ни­ка, в су­хос­ти, и вот бе­реж­но вы­но­сят они из сво­их тем­ных под­земных ко­ри­до­ров бе­ленькие по­ду­шеч­ки, рас кладываю­т их ря­да­ми про­тив солн­ца и уда­ля­ют­ся на работ­ы, ос­та­вя воз­ле каж­дой по­ду­шеч­ки двух ча­со­вых, ко то­рые ти­хо си­дят, буд­то не­жи­вые, сто­ро­жа свое со кровищ­е, малейш­ий шум, лег­кая тень от пе­ре­лет­но­го об­лачка - и они тре­вож­но хва­та­ют­ся за ли­чин­ки. Деревенск­ие мальчи­ки зна­ют эту за­бот­ли­вость му­равьев и, па­ся скот, иног­да це­лый день, от ску­ки пе­ре­бе­га­ют от муравейни­ка к другом­у и пу­га­ют ко­машек, для это­го они под­бе­га­ют к муравейни­ку, наклоняют­ся над ним и гром­ко в один го­лос кри­чат:

Комашки, ко­маш­ки,

Ховайте по­душ­ки -

Татари йдуть! [27]

Первые два сти­ха го­во­рят ка­ким то бег­лым речитати­вом­, а тре­тий по­ют гром­ко, прон­зи­тельно И, бо­же мой! Ка­кая су­ма­то­ха по­ды­ма­ет­ся в му­ра­вей­ни­ке от это­го кри­ка, в се­кун­ду все чер­ное по­ко­ле­ние вы­сы­па­ет на ру­жу, карауль­ные схва­ты­ва­ют ли­чин­ки, шум, бе­гот ня - и личин­ок буд­то не бы­ва­ло, только не­ко­то­рые му­равьи бросаю­тся из кон­ца в ко­нец му­ра­вей­ни­ка, как бы ста­ра­ясь уз­нать при­чи­ну су­ма­то­хи, дру­гие тас­ка­ют со­ло­мин­ки и эти­ми брев­на­ми за­ва­ли­ва­ют вхо­ды в свои под­зе­мелья.