Чан Кайши

Желая подтолкнуть Сталина поскорее вступить в войну с Японией, Чан тут же проинформировал об этом нового военного атташе посольства СССР, комдива Михаила Ивановича Дратвина, которого знал еще с середины 1920-х, когда тот служил советником в его школе Вампу. Дратвин только что прибыл в Нанкин вместе с первой группой советских военных специалистов и, помимо прочего, стал исполнять обязанности главного военного советника Чан Кайши. Дратвин тут же сообщил о разговоре с Чаном в Москву. И только после того, как Чан через него получил новые заверения из Москвы о поддержке Китая, он передал немецкому послу отрицательный ответ для японцев.

Решимость Чана сражаться насмерть оставалась непреклонной, он закусил удила. Таков уж был его характер: дикий и необузданный, как и в далеком детстве. Новые заверения из Москвы он ждал лишь потому, что блефовал: ему нужно было внушить Сталину мысль, что он легко может закончить войну, если Советский Союз не окажет ему достаточной помощи. На самом же деле согласиться на мир с агрессором он мог только в одном случае: если бы японцы восстановили статус-кво, существовавший до событий у моста Марко Поло. Кто-то посчитает это упрямством, а кто-то — героизмом.

Кровь и пепел

Тем не менее, пока Чан Кайши ждал ответа от Сталина, его войска потерпели новое поражение, на этот раз в самой столице — Нанкине. Этот город, расположенный в 600 ли (300 километрах) от Шанхая вверх по реке Янцзы, оказался под непосредственной угрозой сразу же вслед за падением китайского Сталинграда. А потому Чан еще в конце ноября 1937 года решил эвакуировать правительство во главе с престарелым ветераном Линь Сэнем в глубокий тыл — город Чунцин, а ставку военного командования — в Ухань. Оба города тоже находятся на реке Янцзы, но выше Нанкина, к западу. Чунцин — почти за 1700 километров, в провинции Сычуань, а Ухань — более чем за 800, в провинции Хубэй.

В середине ноября 1937 года в Нанкине Чан Кайши провел три военных совещания по вопросам обороны города. Не все участники считали необходимым держаться за столицу, которую трудно было оборонять: враг мог окружить ее с трех сторон, а с четвертой отступление китайским частям преградила бы Янцзы. На сдаче города без боя особенно настаивали гуансийские генералы Ли Цзунжэнь и Бай Чунси, полагавшие, что после разгрома в Шанхае армия утратила боевой дух и ей нужен отдых. Они предлагали объявить город «беззащитным», дабы не дать японцам повода для репрессий в отношении мирного населения. Их поддерживал фон Фалькенхаузен. Но Чан, боясь «потерять лицо», принял решение оборонять столицу. «Здесь находится Мавзолей Отца Государства, — заявил он. — И мы должны его защитить».

Конечно, Чана можно понять: вождь не мог так легко уступить врагу свою столицу, несмотря на то что Нанкин не имел стратегического значения, да и его оборона была обречена на провал. Этот город был символом Нового Китая. И все же решение Чана оборонять его до последнего было, по-видимому, ошибочным. Оборона обернулась колоссальными жертвами как среди китайских военных, так и гражданского населения.

В боях за Нанкин участвовали и советские летчики, но и они не могли переломить ситуацию. Сконцентрировав большое количество артиллерии, самолетов и танков, японцы 7 декабря атаковали город. Китайские войска смогли продержаться только пять дней, потеряв за это время 70 тысяч убитыми (их число за день превысило шанхайские потери в семь раз!).

Сам Чан вместе с Мэйлин бежал из города рано утром 7 декабря: встав в четыре утра и помолившись Богу, уже в 5.30 он с женой сел в самолет, чтобы через два с половиной часа приземлиться в городке Гулин, расположенном, как мы помним, в цзянсийских горах Лушань. Выйдя из самолета, Чан жадно вдохнул чистый воздух. «Как здесь спокойно, — записал он вечером в дневнике, — отдыхаю душевно, да и мысли приходят в порядок». Прилетевший вместе с ним его советник Дональд вспоминал, что они «совсем не думали ни о тяжести ситуации, ни о поражении», просто бродили по горным тропам, «совершенно не волнуясь» по поводу «ужасающих событий войны». Завидное спокойствие!

Между тем ситуация в столице становилась ужасающей. 8 декабря из Нанкина сбежал его мэр. К тому времени всё, что можно было вывезти (главным образом предметы культуры и искусства), было отправлено в Чунцин. После этого солдаты начали поджигать или взрывать здания. В городе наступил всеобщий хаос. Люди пытались выбраться из осады, но переправиться через полуторакилометровую Янцзы не могли. Улицы были запружены народом, уже не обращавшим внимания на канонаду. А тем временем на подступах к городу шли кровопролитные бои. Вечером 12 декабря командующий нанкинскими войсками генерал Тан Шэнчжи отдал наконец приказ отступать. В тот же день поздно вечером он сам отплыл из города на небольшом катере. А 13 декабря в два часа пополудни японские солдаты вошли в Нанкин.