Чан Кайши

Все иностранцы, за исключением человек тридцати, покинули столицу еще осенью. Те же, кто остался (бизнесмены, миссионеры и врачи), приняли меры к созданию в центральной части города вокруг посольства США так называемой Зоны безопасности[74]. Среди них — двое российских эмигрантов: читинец Николай Подшивалов, которому было всего 25 лет, и татарин Циал (о нем известно лишь то, что он был механиком). Они огородили белыми флажками с красными крестами территорию почти в четыре квадратных километра, объявив ее «нейтральной» и устроив там лагеря беженцев. Чтобы управлять этой зоной и охранять ее, они образовали международный комитет. Смелые, но наивные люди надеялись, что японцы не рискнут войти в эту зону, опасаясь дипломатических осложнений. Ведь там, помимо их комитета и посольства США, располагались и нанкинский комитет Международного Красного Креста, и посольство Италии, и дипмиссия Нидерландов, и международный и немецкий клубы, и женский колледж Цзиньлин

[75], управлявшийся американцами. Но, как показало ближайшее же будущее, зона, конечно, не была полностью безопасной.

Перед падением города в зоне скопилось до 200 тысяч китайцев (население Нанкина к началу войны составляло миллион человек), а затем добавилось еще тысяч пятьдесят. И вскоре зона превратилась в перенаселенное гетто: люди ютились в заброшенных зданиях, подвалах, землянках, окопах, наскоро сооруженных шалашах, даже на улицах под открытым небом. Самое страшное было то, что японцы то и дело наведывались в эту зону и, несмотря на решительные протесты членов международного комитета, а часто и героическое сопротивление, убивали и насиловали беженцев.

И все же те, кто скрывался в зоне, просуществовавшей до середины февраля 1938 года, имели хоть какие-то шансы выжить. А вот остальные жители Нанкина оказались в аду. То, с чем они столкнулись, иначе как резней не назовешь. В течение как минимум шести недель японские солдаты и офицеры, опьяненные победой и озлобленные сопротивлением китайской армии, в буквальном смысле уничтожали нанкинцев. При этом, издеваясь, повсеместно вывесили объявления, гласившие, что японцы — единственные друзья китайцев!

Никто такого не ожидал. Очевидец-иностранец рассказывает: «Мы думали, что с приходом японских солдат… наступит мир… Но были просто поражены тем, чему стали свидетелями: грабежи, пытки, убийства, насилие, поджоги — все, что только можно себе представить, осуществлялось с самого первого дня без всяких границ. В наше время с этим не может сравниться ничто. Нанкин превратился почти в живой ад… Солдаты брали все, что хотели, и уничтожали все, что им было не нужно; открыто, на глазах у людей, насиловали сотни и тысячи женщин и девочек… а затем закалывали их штыками». А вот еще одно свидетельство (запись от 19 декабря 1937 года): «Никогда прежде я не испытывал такой ужас, как в эту неделю. Я и не думал, что японские солдаты могут быть такими варварами. Это была неделя убийств и насилия… Они не только убивали всех пленных… но и огромное число обычных граждан всех возрастов. Многих застрелили на улицах, <японцы> гонялись за ними, как за зайцами. По всему городу валяются тела».

В итоге за шесть недель массового террора японцы, по разным данным, уничтожили от трехсот до трехсот пятидесяти тысяч ни в чем не повинных людей — около трети предвоенного населения Нанкина!

Нельзя сказать, чтобы Чан совсем не переживал по этому поводу. 16 декабря 1937 года он обратился с посланием к нации, в котором взял на себя ответственность за сдачу столицы. Узнав же о масштабах нанкинской трагедии, записал в дневнике 22 января 1938 года: «Жестокие убийства и чудовищные насилия, совершаемые бандитами-карликами в столице, еще не закончились. Враг упрямо движется вглубь <страны>… страдания моих соотечественников огромны». За месяц до того, 24 декабря 1937 года, он направил послание президенту США Рузвельту с просьбой о помощи, но тот ничего конкретного не обещал.

В то же время Чан Кайши дал интервью немецкому корреспонденту, заявив, что «китайский народ полон решимости сопротивляться». При этом отметил (скорее всего, сознательно, ибо, как мы знаем, хотел вызвать конфликт между Японией и СССР), что получает в достаточном количестве военное снабжение и оружие из Советского Союза. Сталин был вне себя: ведь советское вооружение поставлялось в Китай неофициально. Но, поразмыслив, кремлевский вождь успокоился: в конце концов в тот момент для него было важно, чтобы Чан продолжал сопротивляться Японии. А потому он написал Молотову и Ворошилову: «Чан-Кайши <так в тексте> поступил не совсем осторожно, — ну и черт с ним». Послать Чана к нечистому и Молотов, и Ворошилов конечно же согласились.