Чан Кайши

Чан еще более исхудал, осунулся и стал выглядеть гораздо старше своих лет. Впервые увидевший его в начале лета 1938 года военный советник Александр Яковлевич Калягин вспоминает: «Распахнулась боковая дверь, и показался среднего роста человек, одетый в форму цвета хаки без погон… Он шел медленно, сутулясь… Старческая походка… тщедушная фигура, облаченная в нарочито простой мундир, сухие руки, бегающие глаза». Несмотря на это, в нем чувствовалась какая-то жизненная сила, хотя и было заметно, что он напряжен, как дикий зверь в минуту опасности. Вот что рассказывает другой очевидец, английская журналистка: «Чан Кайши поразил меня главным образом жизненной энергией, настороженностью, спокойной уверенностью, а также загадочным выражением лица — улыбающегося, худого и красивого. Он изящен и грациозен в движениях… Он очень уверен в себе и учтив, но видно, что он никогда не расслабляется и все время начеку. Его глаза — самое выразительное, что в нем есть: большие, очень темные и яркие, чрезвычайно умные, полностью скрывающие его внутренний мир… Он походит больше на пуританина семнадцатого века, чем на диктатора двадцатого».

А тем временем война в Китае продолжалась, и ей, казалось, не будет конца. Весной с фронта пришли и радостные вести: в марте — апреле китайские войска нанесли крупные поражения японцам — в битвах под городами Линьи и Тайэрчжуан на юге провинции Шаньдун. Но на ход войны они не оказали влияния. Захватив все крупные центры на севере и востоке Китая, в том числе 19 мая город Сюйчжоу — важный узел на Лунхайской (идущей с запада на восток) и Бэйпин-Пукоуской (с севера на юг) железных дорогах, японские «карлики» в конце мая стали быстро продвигаться вдоль Лунхайской дороги в направлении города Чжэнчжоу, еще одного крупного транспортного узла, но уже на пересечении Лунхайской и Бэйпин-Ханькоуской железных дорог.

6 июня японцы захватили Кайфэн, расположенный всего в 76 километрах к востоку от Чжэнчжоу. Ситуация создалась критическая. И Чан, находившийся 12 мая в Чжэнчжоу, понял, что город падет через несколько дней. Взятие же Чжэнчжоу могло быстро приблизить падение Ухани.

Никакие человеческие силы не могли, похоже, остановить японцев. И тогда командующий 1-й военной зоной, расположенной вдоль Бэйпин-ханькоуской железной дороги, Чэн Цянь, он же председатель правительства провинции Хэнань, предложил Чану план, который не может не поразить своей чудовищностью: взорвать дамбы на реке Хуанхэ, особенно полноводной после проливных дождей, чтобы устроить искусственное наводнение на огромной территории Великой Китайской равнины и тем самым остановить японских «карликов».

Да, план казался эффективным с военной точки зрения, но обрекал на голод, разорение и смерть сотни тысяч соотечественников, о которых Чан так горевал в своем дневнике. Тем не менее Чан принял его. 9 июня пара тысяч солдат за обещанное вознаграждение в две тысячи юаней каждому выполнила ужасную задачу, разрушив дамбы в 17 километрах к северу от Чжэнчжоу (в сорока восьми — от линии фронта). Операцию провели в полной секретности: местных жителей, конечно, не предупредили, чтобы об операции не узнали японцы.

Мощный поток шириной в 200 метров и высотой в полтора метра обрушился на землю и устремился на юго-восток, сметая все на своем пути. В результате 54 квадратных километра территории в Центральном Китае — 44 уезда в провинциях Хэнань, Аньхой и Цзянсу — оказались затоплены, около пяти миллионов человек лишились крова и, по разным данным, от 500 до 890 с лишним тысяч погибли. Иными словами, Чан собственными руками убил чуть ли не в два с половиной раза больше мирных китайцев, чем японские «карлики» в Нанкине!

Интересно, что Йозеф Геббельс, узнав об этом, назвал действия Чан Кайши «гораздо более варварскими», чем действия японцев. Из его уст, правда, осуждение Чана звучало неубедительно. Ни один диктатор, ни Гитлер, ни Сталин, ни Мао Цзэдун никогда не останавливались перед сотнями тысяч невинных жертв ради достижения своих целей. Хотя — и это тоже верно — никто из них не топил сотни тысяч собственных мирных жителей. Так что действия Чан Кайши на самом деле не имеют аналогов в истории[82].

Чан и сам понимал, что совершил преступление. А потому уже 11 июня послал секретную телеграмму Чэн Цяню: «Надо объявить народу, что дамбы на Хуанхэ разбомбили вражеские самолеты». И никогда впоследствии ни Чан Кайши, ни Чэн Цянь не признавались в том, что совершили, а гоминьдановская пропаганда, выполняя приказ Чана, упорно взваливала вину на японцев.