Чаролес

– Нет. Но кто-то, видимо, знал – иначе Старейшины Ференвуда не послали бы меня сюда. Должно быть, они услышали о тебе от кого-то из чаролесцев и решили отправить меня на помощь. Так-то мы обычно не ездим в другие волшебные земли.

– Как странно, – пробормотала Лейли, которая выглядела совершенно измученной.

Она откинула голову на бортик тележки и еще несколько раз повторила «как странно», прежде чем ее веки вновь сомкнулись.

Неважно. Маленькая процессия с новыми силами поспешила к центру города. При мысли, что лечение все-таки дает плоды, сердца их наполнились небывалым воодушевлением – таким важным в эту бесконечную морозную ночь. Им предстояло спасти чаролесцев от безвременной гибели. Судьба целого города лежала сейчас в их руках – пускай мир и не видывал более странной компании: облепленный пауками мальчик, его больная мать, бесцветная подруга, любопытный приятель и полумертвая девочка, дремлющая в садовой тачке. Честно говоря, трудно было вообразить, как они остановят толпу разгневанных духов – но попытаться по крайней мере стоило.

Мужайся, дорогой читатель

Я же говорила: у них не было никаких шансов успеть.

Друзья торопились, как могли, но к тому времени, как они добрались до центра, город уже погрузился в хаос. Алиса ни на секунду не отпускала руки Лейли, вливая в нее все новые капли цвета и силы. Этого хватало, чтобы мордешор изредка открывала глаза, выслушивала краткий отчет о происходящем и снова проваливалась в забытье. И все же сейчас она была гораздо крепче, чем недавно. Еще немного – и она смогла бы присоединиться к спасательной миссии.

Если бы от этой миссии был какой-то толк!

Счастливые толпы, через которые ребята проталкивались всего несколько часов назад, как сквозь землю провалились. Теперь улицы наполняли только душераздирающие крики; родители без сознания лежали в снегу, а дети жались к ним с беспомощным плачем. Лотки с едой были перевернуты, фонари валялись в осколках, по мостовым текла кровь, перемешанная с гранатовым соком, и ее алые усики расползались по льду все дальше.

Из сорока духов, отправившихся в центр собирать свою жатву, пока меньше половины обзавелись новой кожей. Двадцать два еще рыскали по переулкам, преследуя тех, кто не успел спрятаться, и придирчиво выбирали новый наряд.

Из-за этого на улицах параллельно разворачивались две трагедии.

Первая – и самая неприглядная – заключалась в том, что люди, чью кожу содрали духи, были еще живы. Они продолжали по инерции ковылять вперед, выставив напоказ каждую мышцу и кость, неудержимо истекая кровью и порой содрогаясь в приступах рвоты. В таком состоянии они могли протянуть не дольше часа – при условии, что призраки, укравшие их кожу, в конечном итоге вернут ее владельцу. Если же нет, эти человеческие останки были обречены рухнуть и испустить дух. Никто не знал, сколько времени у них осталось, но все понимали, что счет идет на минуты.

Тем, кому выпало стать свидетелями этой страшной картины, было ненамного легче. Восемнадцать ободранных тел ковыляли по снегу и льду, оскальзываясь в лужах крови и рвоты, а за ними в ужасе следили собственные дети. Призраков интересовали только взрослые тела, чья кожа была просторней и сидела лучше.

Из этого вытекала вторая трагедия: призраки, поспешившие надеть чужую плоть, искренне не понимали, почему их не принимают с распростертыми объятиями обратно в общество. Они разгуливали по улицам в поисках компании, с которой можно было бы весело отпраздновать Ялду, но только сильнее закипали, встречая повсюду неизменный страх. Разве они не выглядели в точности как живые? Разве они не выглядели в точности как раньше? Увы, у призраков не было зеркала; в противном случае они заметили бы, что натянутая кожа кое-где чересчур свободна, а кое-где откровенно жмет. Видите ли, они пробыли бесплотными духами слишком долго – и уже не могли отчетливо вспомнить, как полагается носить земную оболочку. А потому носы их оказались на лбу, губы съехали к носу, в кистях недоставало половины пальцев, а локти собрались гармошкой у самых плеч. Один призрак засунул ногу на место руки, а другой надел всю кожу задом наперед. Пожалуй, достаточно будет сказать, что они выглядели совсем не так привлекательно, как надеялись.

Вот чем закончилась священная ночь Ялды: прекрасные, несравненные улицы Чаролеса кишели живыми мертвецами, которые продолжали слепо шататься от стены к стене, пока на их все еще бьющихся сердцах нарастали багровые сосульки, а беззащитная плоть пятнала мостовые свежей кровью.

* * *

При виде улицы мама Беньямина упала на колени.

Мадаржун была сильной женщиной с железной волей, но это зрелище оказалось чересчур даже для нее. Больные ноги, и без того ослабленные долгой дорогой, больше не могли держать ее прямо, – а потому она осела на землю с круглым от потрясения ртом, в то время как призраки в криво натянутых кожах продолжали насмехаться над их прежними хозяевами, а остальные чаролесцы попрятались, боясь пикнуть от страха.

Однако времени на панику не было.