Часть их боли

В небе висела бледная луна. Горрон де Донталь сначала посмотрел на нее, потом на пятивековой дуб, раскинувший над ним трескучие от старости ветви. И принялся ждать. Он присел на бережок, заботливо подстелив под себя плащ. Со стороны могло показаться, что он просто любуется красотой отмирающей природы, однако чуть погодя все вокруг залил ослепительно-белый свет, заиграл бликами на реке. В воздухе образовалось пятно, которое росло, росло и росло, рассыпаясь искрами, пока не превратилось в зеркально-гладкий портал. Оттуда вышел пожилой аристократ в околоюжном костюме. Конечно, это был совершенно другой аристократ, нежели тот, которого порубили на части во время обмена. Гость был куда старше, суше, да и одевался менее щегольски.

Но герцог сразу задался вопросом, что заинтересовало его в прибрежных землях, отчего он так часто стал наведываться туда, прибирая к рукам тела местных?

– Доброй ночи, – поприветствовал он. – Между прочим, ночь сегодня на удивление прекрасна. Иногда даже кажется, будто я никогда подобной красоты не встречал – и мне так повезло увидеть ее. А потом вспоминаю, что думаю так каждую ночь на протяжении долгих-долгих лет…

– Этот мир при всей его изменчивости на удивление постоянен. Но сначала дело, – холодно отозвался аристократ.

– Да-да.

И Горрон достал из-под серого глеофского табарда, который носил, пока жил в Йефасе, сложенную бумагу: обожженную с края и потертую. Затем передал ее. И хотя гость не выказал ни одной эмоции, а лицо его оставалось безучастно-холодным, герцог заметил и эту мимолетную торопливость, и затаенное напряжение в глазах.

«Он любит ее, – понял Горрон. – Любит пуще своей жизни».

Аристократ тут же замер над раскрытой картой, а подле его плеча повисла подрагивающая светящаяся точка, созданная магией. Это для вампиров звездная ночь светла, ясна, но человеческие глаза, которыми глядел на этот мир велисиал, были почти слепы. Да к тому же дуб кидал свою огромную черную тень. Щурясь под наколдованным светильником, аристократ принялся вглядываться в каждое слово. Он точно переживал, что время и те условия, в которых бумага хранилась, оставили на ней отпечаток, который помешает найти сестру. Но нет. Карта была чиста, суха, разве что пропахла прогорклым маслом. И даже ее небольшая обгорелость с правого краешка не мешала прочесть текст целиком. Герцог стоял тут же, напротив. Он улыбался. Впрочем, скоро он примостился уже сбоку, вновь обернулся к луне и продолжил с наслаждением любоваться ею, будто рядом находился не всесильный бог, которого следовало страшиться, а товарищ, союзник, в общем-то, как минимум равный.

– Интересно… – произнес наконец Горрон. – Когда это случится, луна продолжит пребывать в звездном небе? Жалко будет потерять такую невероятную красоту…

– Ты ищешь красоту там, где ее нет, – сухо заметил аристократ, не поднимая глаз. – Это лишь окружение, состояние мира. Мари тоже поддалась этой причуде, – его губы поджались. – Сказывается долгое пребывание в бренной плоти, которая слишком привязывает к человеческим чувствам. Впрочем, я благодарен тебе. Хотя твоими же трудами и была создана эта трудность.

– Если бы я знал, что Мариэльд еще в Йефасе, я бы повременил с просьбой Прафиала, – извинился герцог. – Хотя он сам попросил меня содействовать в задержании Юлиана, чтобы тот не убежал на Север.

– Да, – признал аристократ. – Мари совершила ошибку, желая поставить на место зарвавшегося конюха. Мой брат также совершил ошибку, желая снять с себя обременение уже моей просьбой. Но что сделано, то сделано. Здесь наблюдается череда случайностей, которая порой вмешивается в даже выверенный до минуты ход событий. Такое подгадать невозможно даже нам. Тем не менее ты помог вызволить карту, ибо мои подозрения насчет тугодумства и упрямства конюха оправдались. Наша благодарность дорогого стоит, так что говори, чего желаешь. Закроем этот вопрос. У меня дела!

Он бережно спрятал карту в свою кожаную суму, затем острым взором вцепился в вампира.

– Я бы хотел большего, а может, и меньшего, нежели благодарность… – произнес Горрон.

– А точнее?

– Я бы хотел попросить прощения. Для всех нас.

– Зачем тебе прощение? Что за вздор? – быстро спросил аристократ.

– Оно нужно всяким детям, которые обидели своего родителя. Но иногда дети способны не только брать, но и возвращать долги. Многие другие старейшины мыслят лишь прошлым, причем недалеким, когда о вашей милости и участии в нашем рождении уже позабыли. Но я все помню… Помню и тех странных созданий, одно из которых наделило меня бессмертием. Стоял бы я здесь или мои кости уже обратились бы в прах, если бы не ваш дар? Так что единственное, о чем я прошу, – это прощения и мира всех нас с вами, чтобы стал возможен союз.

– Мира? Нет! Я обещал личную неприкосновенность только тебе, но о других речи не шло. Я еще не решил вопросы с некоторыми из вас.

– Филипп уже написал завещание.