Часть картины

* * *

Он вопросительно смотрит.

— Софья Львовна, странно это. Вся эта история с мальчишкой изначально шита белыми нитками.

Софья быстро опускает глаза, в которых, она уверена, так и плещется ненависть. Сглотнув, спрашивает:

— Отчего же?

— Почему вы сразу не догадались? С чего бы еще ему так рваться в ваши спасители?

Она облегченно выдыхает и яростно кивает:

— Да, да, конечно, я сама себе потом так удивлялась…

Меньше энтузиазма. Давай-ка спокойнее.

Она закусывает губу и выдавливает:

— Тима попросту не из тех, кто… западает на училок, понимаете?

— А есть какая-то… типология?

Она усмехается:

— У учителей есть, поверьте. К такому склонны скромные, замкнутые, стеснительные мальчики, которые не пользуются популярностью у ровесниц и, очевидно, ищут принимающую материнскую фигуру. Скажем, тот же Вася может вырасти в тайного поклонника. Вихрев-то совсем из другого теста. Популярный. Дерзкий, смелый, самоуверенный, он так хотел показать себя, что был готов на что угодно… — Притормаживай!

 — Это вводило в заблуждение. Я думала, что дело в бунте. Не во мне.

— И все-таки уж очень легко он вас поймал. Ну съемка, ну поцелуй. Бывает. Или вы что-то недоговариваете? Было что-то еще?

— Договорю, если позволите. — Вышло напряженно.

У меня есть фора.

в бочке меда к ложке дегтя

Родительский комитет пытался было поскандалить из-за незапланированных учений, однако выяснилось, что такая практика уже стала обыденной в других школах — без каких-либо последствий. Директор на собрание не явился, поэтому шишки полетели в ни в чем не повинного Николая Александровича, который безуспешно пытался утихомирить разбушевавшихся родителей, не скатываясь в бесконечное самооправдание. «Я ничего не знал» — не лучший вариант ответа для завуча и классрука. Во время крикливого собрания Софья не раз пожалела, что этот вопрос вообще подняли. В итоге историку пришлось пообещать, что он со своей стороны сделает все возможное, но, по сути, все спустили на тормозах.

Софье понадобилось время, чтобы прийти в себя после беседы с Василием Степановичем. Она не могла уснуть, раз за разом проигрывая тот разговор, выбирая все более едкие реплики, приводя все больше аргументов в свою защиту, но исход всегда был один — директор выходил победителем. После сна, в котором она стреляет в Василия Степановича и пускается в бега через окно, Софья поняла, что, если она не предпримет меры, дух директора доконает ее и вне школы.

Она обратилась за помощью к Андрею. Тот только обрадовался:

— Так давай делать образовательный блог. Давно уже пора валить из этой шараги. Я помогу с раскруткой, сама знаешь. Но будет непросто, понимаешь?

— Не сложнее, чем мне теперь в школе. Андрей, я когда смотрю на него, меня тошнить начинает. Это уже рефлекс. Я так умом тронусь окончательно. Елена Георгиевна хоть человеком была… — она грустно усмехнулась. — Это же я виновата, получается? Раз привела его в школу?

Андрей взял ее за подбородок.

— Чушь. Не будь его здесь, драконил бы кого-то еще. Ты хотя бы можешь ему ответить. У тебя есть вес. Есть Николай Александрович. Есть ученики, преданные ученики. Есть я. Всех не передушить.

Софья медленно кивнула. Он деловито продолжал:

— Набросай пяток тем, на которые ты хотела бы поговорить. Начинать лучше с кратких обзоров минут на десять, можно меньше. Потом уже можно будет затеять более крупный формат, главное — начать. Еще бы название придумать…

— Я уже придумала.

— И?

— «Звонок».

Спустя неделю Софья впервые переступила порог квартиры Андрея. Тут же снесла неустойчивую пирамиду железяк. Огляделась по сторонам и присвистнула. Что ж, квартира была просторной, но…

Была.

— Да уж, — она протянула на входе.

Как Андрей и предупреждал, все вокруг было погребено под пакетами, вскрытыми коробками, распоротыми компьютерами, устрашающего вида и размера подставками и мониторами. Одна комната была полностью отдана под хлам. Другая, очевидно когда-то служившая спальней, была завалена чуть ли не до потолка. К дивану вела узкая дорожка, которую даже Софья — не говоря уж об Андрее — едва ли смогла бы преодолеть без ущерба для себя и окружения. Единственным свободным пространством была почти полностью пустая гостиная, служившая студией для съемок.

Она нервничала. Каждый день в классе она выступала перед парой десятков человек, но это другое. Здесь же она не знала, как встать, куда смотреть, как держать руки, — чувствовала себя как на школьной фотосессии, которые всегда недолюбливала. Фотограф всегда пытался как-то ее растормошить, но с ней эти фокусы срабатывали наоборот: она деревенела и тупела от все более раздраженных окриков.

Однако сейчас это уже не суетливый мужичок с неприятно цепкими руками, а ее Андрей.

— Расслабься, хорошо? — он ободрительно улыбнулся.

— Серьезно, призыв расслабиться хоть на кого-то когда-то действовал?

— Тогда не расслабляйся.