Чеченский этап

Рано утром аул плотным кольцом был оцеплен войсками НКВД. По три человека военные входили в каждый дом и требовали собрать вещи и выйти к прибывшим машинам. Жители не сопротивлялись, собрав, что было можно унести, они выходили на площадь, где уже стояли грузовики. Никто не плакал и не задавал вопросов. Никто не знал, что их ждет, и не мог даже представить себе, какие жестокие испытания придется им вынести. Многие уже никогда не увидят родные горы. Женщины и дети, старики и мальчишки, молодые мужчины и девушки стояли перед чертой, которая навсегда разорвет их жизни на до и после. На окраине аула раздалось несколько выстрелов. Люди опустили головы. Было понятно, кто-то из их рода пытался бежать и погиб. Прозвучала команда грузиться, и вскоре грузовики двинулись по горной дороге к Грозному.

По пути следования колонна прирастала все новыми и новыми грузовиками с людьми. У самого Грозного это была уже огромная колонна. Тягостная тишина при этом напоминала похоронную процессию. Из грузовиков людей сразу распределяли по стоявшим на станции эшелонам и буквально загоняли в вагоны-теплушки. Ни поесть, ни попить, ни сходить в туалет. Люди мучались и терпели, им говорили, погрузитесь и там в вагонах справите свои потребности, но в теплушках стояли ничем не отгороженные параши, баки, одни и для женщин, и для мужчин… Это было невозможно. Люди, воспитанные в традициях гор, не могли себе позволить справлять нужду в присутствии противоположного пола. Это было сверх всяких сил. Уже через два дня в вагонах, следовавших в Казахстан, люди стали умирать от болезней, связанных с расстройствами живота, вызванных невозможностью справить естественную нужду.

Попавшие в один вагон, люди из разных семей испытывали психологический шок. Нарушались все святости и традиции их жизни. Раньше женщина, открыв свое лицо, войдя между соперниками, могла остановить кровопролитную схватку, поскольку мужчины не могли позволить себе даже взглянуть на нее. В этих вагонах все, чем жили эти люди, рушилось, и мало кто мог это перенести безболезненно. Спасало одно – молитва. Кого она не спасала, гибли.

Дорога затянулась на несколько недель. Эшелон за эшелоном чеченцев и ингушей вывозили в казахские степи, в колхозы и совхозы, где их никто не ждал. А если и ждали, – соответствующие распоряжения обязывали руководителей районов разместить спецпереселенцев и обеспечить их продовольствием и работой, – то ждали совсем без радости. Самим местным в военные годы и еды не хватало, и жить порой негде было, так много людей было эвакуировано. А они были обязаны жить и работать там, куда их определили, без права выезда.

Размещали прибывших куда могли: в школы и клубы, в брошенное жилье, сараи и склады. Весна сорок четвертого года для многих из них стала последней. Умирали от болезней, холода, дизентерии, умирали от тоски и безысходности. Умирали от того, что просто не хотелось вот так жить на чужбине. А их разоренные аулы, в это же время, заселялись другими людьми, такими же подневольными и лишенными права выбора. Добровольно-принудительное переселение осетин и других горских народов на эти территории не очень-то получалось у властей. Да и, наверное, Аллах тоже был против этого. Несколько необычных для этих мест эпидемий выкосили людей, приехавших на эти земли. Многие аулы так и остались брошенными, земля осталась невозделанной. Приехавшие на эти «освобожденные» от чеченцев и ингушей земли люди не смогли восстановить хозяйство и прокормить даже себя. Голод и мор обрушились на их голову. На чужой беде счастья не построишь. Однако дело было сделано. Ордена и медали за выполнение особо важного задания начальники в НКВД получили, остатки бандформирований из дезертиров, скрывавшихся в горах, были рассеяны и уничтожены. Многие мужчины, поверившие идеям Исраилова и ему подобным, скрывавшиеся в лесах от призыва, сдались властям. Те из них, кто не запятнал руки кровью, после тщательной проверки направлялись органами НКВД в трудовую армию. В числе таких и оказались Руслан и Магомед Халаевы. Они были двоюродные братья, всю свою молодую еще жизнь прожили в одном горном селении. Когда им исполнилось по восемнадцать лет, война уже шла почти два года. Немцы наступали по всем фронтам. Вот тогда, осенью 1942 года, они получили повестки и уже шли пешком в райцентр, в военкомат, когда их встретили на дороге люди.

– Далеко путь держите, братья? – спросил их вооруженный карабином мужчина средних лет.

– Вот, в военкомат идем, нас вызвали на войну, – ответил Руслан, протянув мужчине повестку.

– О, Халаев Руслан, я знал твоего отца и деда. А ты, джигит, кто будешь?

– Халаев Магомед, – ответил юноша.

– Да вы с одного рода! Хорошего, храброго тейпа Халаевых! Ваш прадед был славный абрек. Он до последнего своего дыхания бился с неверными. Он любил эту землю больше жизни и вам завещал так же ее любить. Так оно?

Юноши согласно кивнули.

– Слава Аллаху, что наши пути здесь пересеклись! Он направил вас этой дорогой не зря! Вы посмотрите! Настоящие джигиты! – кивнул он своим людям.

Те согласно закивали.