Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Я с Вами готов говорить о многом, что меня не удовлетворяет в его некоторых вещах. Боже сохрани меня от невежества защищать непогрешимость репутаций… Но если пьяный из кабака начнет ругаться, лично, бестолково, неприлично, разве Вы станете его слушать?! Разве потерявший рассудок человек может требовать слова? и с такой всероссийской кафедры, как «Новое время»! На Вас лежит ответственность.

Вы же не можете не видеть, что «Житель» Ваш — совершенный профан в искусстве, и, сколько бы он ни нанизывал имен европейских скульпторов, пиша их фамилии иностранными литерами, он не может замаскировать этим своего невежества в этом предмете, и я уверен, — Вы это видите и чувствуете очень хорошо и — допускаете на страницы!

Ну кто же после этого станет верить Вашей критике искусства?! «Житель» произвел жалкое, гадкое впечатление. Эта взбесившаяся шавка, выпачканная вся в собственной гадкой пене, бросается на колоссальную статую Ермака и на бронзовое изваяние Христа; в поту, во прахе прыгает эта куцая гадина на вековечные изваяния, в кровь разбивает себе бешеную пасть и корчится от злости; визжит от бессилия укусить несокрушимое, вечное…

Пишу Вам это потому, что я Вас люблю и глубоко уважаю, Ваш всегдашний читатель и почитатель, и мне больно, когда Вы допускаете такие промахи. Ваша репутация слишком колоссальна, чтобы пачкаться в г<овне> «Жителя». Ваша газета имеет всесветное значение, чтобы быть без самоуважения.

Ваш преданный И. Репин

Не подумайте, что я делаюсь старой брюзгой и не выношу никакой правдивой резкости. Совсем нет. Талантливые строки Буренина я читаю с восхищением: там масса ума, едкости, остроумия и всегда почти знание предмета. А ведь «Житель» — это бездарность, посредственность и, главное, невежа в предмете искусства [РЕПИН].

Статья Жителя вызвала многочисленные отклики и полемику в печати. Отвечая Жителю, В. В. Стасов в частности писал:

совершенное исключение составляет г. Житель — Дьяков, который вылил на Антокольского целый ушат помоев и всякой нравственной мерзости. Главною виною нашего художника оказалось то, что он еврей. На эту тему сотрудник «Нового времени» написал все то, что можно ожидать от этой газеты и что обычно украшает ее постыдные страницы: тут ничего нет, кроме злости, ненависти, фанатизма и ограниченности…. Укус клопа не опасен, но вонь от него отвратительна («Новости и Биржевая газета», 1893, № 45, 16 февраля).

Антинововременске выпады Стасова вызвали появление в «Новом времени» «маленького письма» А. С. Суворина (№ 6108 от 1 марта) и статьи В. Буренина — «Антокольский и его пророки» (№ 6112 от 5 марта), также написанная в оскорбительном для Антокольского тоне.

Антон Чехов, будучи возмущенным несправедливыми нападками на Марка Антокольского, писал А. С. Суворину от 24 февраля 1893 г. (Мелихово):

Я не журналист: у меня физическое отвращение к брани, направленной к кому бы то ни было; говорю — физическое, потому что после чтения Протопопова, Жителя, Буренина и прочих судей человечества у меня всегда остается во рту вкус ржавчины и день мой бывает испорчен. Мне просто больно. Стасов обозвал Жителя клопом; но за что житель обругал Антокольского? Ведь это не критика, не мировоззрение, а ненависть, животная, ненасытная злоба. Зачем Скабичевский[227] ругается? Зачем этот тон, точно судят они не о художниках и писателях, а об арестантах? Я не могу и не могу.

Не желая, видимо, ссориться с близким ему человеком «из-за евреев», Чехов, при всем своем неодобрении позиции «Нового времени», делает акцент на царящую в отечественной журналистике атмосферу беспринципной озлобленности. При этом он сознательно и — даже с учетом его болезненной обидчивости на замечания рецензентов — явно несправедливо ставит на одну доску критические высказывания в свой адрес известного в те годы писателя и публициста М. А. Протопопова, выступавщего в журнале «Русская мысль»[228] с либерально-демократических позиций, и оскорбительные измышления суворинских нововременцев-охранителей Жителя и Буренина.