Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

Протопопов напечатал две статьи о Чехове в 1892 г. в «Русской мысли» ‹…›. В февральской книжке, во второй главе третьего «Письма о литературе» он, проанализировав рассказ «Жена», делал вывод: «Повесть г. Чехова ‹…› не личная ошибка писателя, не обмолвка, — это некоторым образом знамение времени: равнодушие, вменяемое в достоинство, отсутствие определенных воззрений, поставляемое мудростью, беспринципность, возводимая в принцип, — это ли не характерные черты переживаемого нами момента?» (стр. 215). Второй раз Протопопов посвятил Чехову большую статью в шестой книжке того же журнала: «Жертва безвременья. (Повести г. Антона Чехова)». Признавая, что «значительный литературный талант г. Чехова не подлежит сомнению» (стр. 110), Протопопов, однако, писал: «это писатель ищущий и не нашедший, писатель без опоры и без цели. Талант его настолько энергичен и жизнеспособен, что неотступно требует для себя внешнего выражения. Повинуясь этому требованию, г. Чехов берется за перо и немедленно чувствует, что хотя ему и хочется говорить, но сказать, в сущности, нечего. Его совесть чутка, но она находится в пассивном состоянии. Г. Чехова коробит нравственно всякая ложь жизни, всякая фальшь в человеке, но противупоставить чужой неправде свою собственную правду он не может, потому что не обладает ею». Протопопов считал, что можно было бы возлагать надежды на то, что Чехов «подойдет поближе к страданиям человеческим, сознает долю своей ответственности за них…», если бы не «его самоуверенность, во-первых, и не безвременье, во-вторых, — то безвременье и безлюдство наше, среди которого воспитался г. Чехов» [ЧПСП. Т. 5. С. 175].

Однако в письме от 4 апреля 1893 года к брату Александру, являвшемся тогда штатным сотрудником «Нового времени», Чехов, однозначно отмежевывается от юдофобского мировоззрения ведущих публицистов этой газеты:

По убеждениям своим я стою за 7375 верст от Жителя и К*. Как публицисты они мне просто гадки, и это я заявлял тебе уже неоднократно [ЧПСП. Т. 5. С. 173–175].

Отметим в заключение, что все попытки влиять через А. С. Суворина на политику «Нового времени», что предпринимали Чехов, Репин и др. близкие ему люди, оказывались тщетными. А. С. Суворина — человек ангажированный русским правительством как проводник государственной идеологии, в публичной сфере неотступно придерживался агрессивной правоконсервативной политики.

Чехов, как порядочный человек, был, в первую очередь, возмущен несправедливостью, проявляемой правыми публицистами в отношении Антокольского: его объявляли выскочкой-инородцем, пролезшим на русскую культурную сцену за счет «еврейских банкиров», требовали, чтобы он прекратил изображать знаковые фигуры российской истории, и, будучи иудеем[229], не смел касаться святых православного пантеона.

Еще раньше, в 1888 году усилиями юдофобов — в этой кампании особенно отличился князь В. Мещерский и его журнал «Гражданин», опубликовавший «Письмо в редакцию» некоего «Г-на» о скульпторе М. М. Антокольском, в котором возглашалось, что образ Великой русской императрицы[230]

не должен быть воплощен скульптором-иудеем. В защиту Антокольского поднял свой голос В. Стасов в статье «Читатель и редактор» («Новости», 1888, № 208, 30 июля). В ней Стасов ответил на помещенное в «Гражданине» (1888, № 203, 23 июля) анонимное «Письмо в редакцию» о скульпторе М. М. Антокольском. Буренин стал на точку зрения «Гражданина», возмущавшегося тем, что «жиду» Антокольскому заказан памятник Екатерине II.

По поводу этой полемики имел место интересный в контексте нашей темы обмен мнениями Чехова с А. А. Сувориным-младшим. Из их переписки, которая, к сожалению, дошла до нас лишь в отрывках, видно, что взгляды Чехова на «еврейский вопрос» в это время уже носили явно либеральный характер.

А. А. Суворин — А. П. Чехову, 15 августа 1888 (Москва).