На один из дней праздника в переднем портике Храма назначили проповедь, во время которой один из ученых раввинов должен был рассказать женам и матерям об их обязанностях по отношению к живущему в семье мужчине (а не наоборот, к сожалению!), снабдив свои аргументы примерами из Священного Писания. Как оказалось, это совсем не просто сделать, поскольку раввин столкнулся с сотней пышущих энергией и независимостью евреек (с горящими кустами, как я описывал их ранее), которые отнюдь не желали во всем безропотно подчиняться мужьям и сыновьям – эти яростные матроны с легкостью и радостью разбили все ученые построения почтенного раввина-книжника аргументами здравого смысла и житейского опыта. Женщины покинули проповедь в страшном возбуждении; раввин же, застыв с самым возмущенным видом и воздетыми горе´ руками, долго еще размышлял о горестной судьбе дочерей Евы, которые выросли, не питая никакого почтения к старшим. О женщины, женщины! Однажды одна из вас уже обрекла нас всех на страдания, когда поддалась соблазну и вкусила запретного яблочка! Все повторяется в этом отнюдь не лучшем из миров!
Женщины же, покинувшие проповедь, наткнулись на происходившую на улице безобразную сцену – несколько подвыпивших сирийских солдат издевались над старым, ошалевшим от тычков и затрещин евреем, которого они тягали за бороду и пейсы. Женщины бросились соотечественнику на выручку, пустив в ход, помимо своего единственного оружия – зубов и ногтей, – плевки и отборные ругательства. Сирийцы ругательств не понимали, а потому приняли нападение женщин за шутку и стали шутить в ответ: поцелуй, дескать, меня, моя красотка, да покажи, что у тебя между ножек – вдруг там совсем не то, что у наших сирийских девок! Но боевая фаланга возбужденных ненавистью женщин – это страшная и опасная сила, и вот уже первый сириец с разбитым в кровь лицом и разорванной униформой вырвался из кутерьмы с криками «убивают!», привлекая внимание охранников, которые бросились на шум с дубинками наготове. Первое, что попалось им на глаза, это плотная стена мужчин, которые с удовольствием глазели, как женщины разбираются с сирийскими солдатами. Самих женщин за спинами видно не было, а потому охрана накинулась на мужчин. Те же, спасаясь от нападавших, бросились вперед и в суете опрокинули нескольких представительниц лучшей и большей половины человечества. Сара, участвовавшая в расправе с сирийцами, несмотря на то что была высокой и сильной женщиной, упала, запутавшись в подоле, и попала под ноги толпе убегавших от охранников мужчин. Как ни кричала она, те ее затоптали.
Сара стала одной из пяти еврейских женщин, погибших в тот день. Мария, которая также хотела пойти в Храм на проповедь, по воле Провидения (и я использую это слово здесь вполне сознательно) осталась дома, ибо поразила ее страшная головная боль, парализовавшая члены и заставившая лечь в постель и жалобно стонать. Иисус был совсем не рад тому, что отпускал жену в Храм без сопровождения, но, поскольку с постоялого двора, где они остановились, на проповедь направлялось изрядное количество представительниц прекрасного пола, которые легко смогли бы защитить себя и друг друга от любых неприятностей со стороны шнырявшей по Иерусалиму солдатни, он решил остаться с матерью и заняться ее лечением. Случилось так, что головная боль у Марии прошла в тот самый момент, когда Сара погибала под ногами убегающих от солдат зевак, но не стоит слишком серьезно принимать эти совпадения и строить на них какие-то опасные выводы. Само собой разумеется, что Иисус, узнав о смерти Сары, сначала впал в горе, а потом разозлился – настолько, как нам сказали, что попытался добиться приема у прокуратора. В этот раз прокуратор его не принял, хотя потом, и наша история подойдет к этому моменту, встретиться им удастся. Он попытался пожаловаться и начальнику городской охраны, но от него просто отмахнулись, как от назойливого еврейского зануды. То, что его жена погибла в боли и муках буквально в нескольких шагах от Храма Всевышнего в святом городе, было для Иисуса свидетельством того, насколько погряз в грехе мир. Он разозлился на Бога – так, как злятся на отцов сыновья, если им отказывают в должных проявлениях отцовской любви. Привожу слова Иисуса, а также то, как отвечал бы отец, если бы отец действительно отвечал:
– Моя возлюбленная похищена у меня в цвете своей юности. Ты, который ведает все, что было, есть и будет, прекрасно знал об этом. Почему же ты позволил этому случиться? Почему, черт побери, не предотвратил?