– Но ты, всезнающий и всеведущий, ты же знал, что сделают эти люди! Ты знал, что они совершат зло. А если так и их действия предопределены, то о какой свободе выбора может идти речь? Или же, в противном случае, ты сам являешься источником зла, а потому я не могу называть тебя Богом справедливым.
–
– То есть ради человека, – покачал головой Иисус, – ты сам стал человеком.
–
В те времена в Иерусалиме не было кладбища для приезжих, поскольку, как официально объявили, в городской казне для подобной услуги просто не хватало денег. Но некоторые знатные горожане быстро откликнулись на просьбу предоставить часть своих площадей на местном кладбище для бедных женщин, которых все считали чем-то вроде мучениц (а значит, они уже в земной жизни испытали то, что испытывают души в потустороннем мире – муки – и чему свидетельницей была Богородица). Жара и расстояние не позволили бы перевезти тела в целости и сохранности в родные города, а потому некоторые из несчастных нашли упокоение в могилах по соседству с совершенно чужими людьми. Но почему же чужими? Разве Израиль не представляет собой единую страждущую семью? Синедрион, или Высший религиозный совет, и словом не обмолвился об этом жутком событии, хотя и послал на церемонию похорон какого-то своего священника – из незначительных. На этой же церемонии в избытке сияла и сталь римского оружия – из целей безопасности и порядка. Молитву произносил ученый раввин из Храма – тот самый, что приглашал женщин на проповедь, и он совершенно открыто лил слезы. Иисус, чья голова и плечи возвышались над толпой, стоял с сухими глазами и суровым выражением на лице, и те, кто смотрел на него, видели, как он сжимает кулаки.
Итак, все пять лет, прошедшие со смерти Сары до того момента, когда Иисус взялся за главное дело своей жизни, он пребывал в роли вдовца. О новом браке он даже не думал, много работал в мастерской, все силы вполне сознательно посвящая искусству своего ремесла, а вечера проводил с матерью. Они почти не говорили о том, что было в их жизни, а потом ушло, хотя призрак Сары некоторое время посещал дом, ворошил кухонную утварь и заставлял кота, который, конечно же, видел его, от страха топорщить шерсть на загривке. Вскоре мирно во сне скончалась и Элисеба, и ее призрак присоединился к призраку Сары. Впрочем, со временем призраки исчезли, и Сара не являлась Иисусу даже во сне. Он похудел, поскольку мало ел и много читал. Но вот настала пора, когда он вновь смог говорить о Саре, хотя и с нотками печали в голосе. К этому моменту худоба его исчезла, и Иисус вошел в пору настоящей мужской силы и красоты.
Как-то он заговорил, обратившись к матери, и в голосе его звучала благодарность: