Человек с синдромом дна

Новый феномен. Девочка-ватник. С модельной внешностью, гламурными желаниями и анорексичной фигуркой, вдруг пришпиленной булавкой к какому-нибудь там дебиловатому манифесту. Красота, завернутая в уродство, в истеричной некоей девиации. Антилолиточный упырь.

* * *

Медленное, но целенаправленное сползание в тотальный крах завораживает куда больше голливудского апокалипсиса. В нем присутствует Слово (Слово в конце, или же — Слово Конца). Но реальность, эта реальность краха — не нуждается более в слове. Хотя здесь есть, что проговорить. И есть, что обозначить.

* * *

Писать — это находится в своеобразной депривационной камере, в пустом пространстве, без людей, без контактов, как минимум несколько суток. Писать это — находится в состоянии гиперконцентрации сознания. Писать это — только писать и ничего больше. Писать это — отслеживать каждый нюанс, штрих слова, мысли, сюжета. Писать это — быть хищно внимательным — ко всякому многоточию. Писать — это не жить. Писать — это быть расчетливым и неуловимым, и при этом механическим автором. В некотором роде, писать — это не быть.

Поэтому — когда меня спрашивают — «Вы пишите?», я не то что бы теряюсь… Как правило — говорю — «Нет». По общему мнению, писатель — это эдакий вдохновленный романтик с ручкой, получающий удовольствие от самого процесса. Что есть вдохновение мне так же неведомо. Вдохновлен ли боксер на ринге? Спортсмен на забеге? Я уже заявляла о том, что писательство — пытка (см. «Текст через пытку»). «Ну Вы же пишете» — возражают мне. Нет, статусы в ФБ — не имеют отношения к тому, о чем я говорила выше. Никакого. Уровень не тот.

Антиархетип

Ежели архетип — часть общего бессознательного, то архетип ложь — всегда — когда он является ключом к разгадке иной сущности. Сама же иная сущность может использовать архетип, в качестве азбучного-условного разъяснения к своему мировоззрению. Но сам Иной — никогда — ни в коей мере не архетипичен. Сделать его таким — очеловечить, десакрализовать, ввести в «дискурс» — бессмысленная задача околометафизических профанов.

Территория безвременья

В России надо жить медленно — говорят. На самом деле, мало кто медленно живет. Разве что старики и женщины определенного типа. Старики живут медленно от усталости и нищеты. Усталость и нищета похожи на мудрость. Но только похожи. Томление бренной плоти лишь — усталость. В женщинах же замедленность Тела. Груза. Транквилизирующая безысходность статичности. С компотиком. С леденцами. С Все-как-у людей. Плывет гусыня в ад. В кисельные реки, в молочные берега. В ряженку.

Большинство же живет быстро. Истерично. Невротично. Суетливенько. Не попадает в ритм. Но все они вместе проваливаются в безвременье, в канализацию небытия. Здесь — диктат пространства. Территория безвременья.

* * *

Метафизическая жадность, о коей я писала не раз — не только своеобразный «экзистенциальный невроз», но и некий фактор уравновешивающий страсть к Ничто (Небытию).

Уловка демиурга

Ежели бы кто знал устройство мира — полностью и досконально, это бы обрушило самое мироустройство. Посему я отношусь к науке с некотором скепсисом, конечно же с меньшим, чем к религии, но… Знание об устройстве мира имеет добытийную природу. Но это знание не имеет тождественной (адекватной) формы (воплощения). К слову, из знаний о мире (представленных и сформулированных) я никогда, ни разу в жизни не могла черпать и узнать нечто, о себе, тождественное себе. Всякая подлинность, всякая истина не имеет воплощения, именно потому, что разрушает самою структуру лжизни, основу бытия. В этом и есть основной фокус, основная уловка «демиурга».

* * *

Социалистическое, в особенности неосоциалистическое общество отличает своя особая «иерархия». Сочувствия и помощи здесь удостаивается исключительно общественно-удобоваримая жертва, жертва, не представляющая конкуренции и демонстративно несущая свой крест. Как правило, это существо во всех областях бесперспективное, не вызывающее общественной зависти. И напротив — участь тех, что с умом и талантом тем более страшна, чем более ума и таланта.

Всякому плохому и хорошему, всякому с любой стороны исключительному здесь предпочитают торжественно-убедительно-вопиюще среднее и чуть ниже среднего. Но не окончательно, не трэш вариант, чтобы не садировать общественный нерв, не усугублять беспокойство. Здешнему жителю импонирует не лучший, но социально близкий.

То есть, униженный и оскорбленный. Типический. Ну и тот, что «не высовывается». Таким образом, общество осуществляет свой регрессивный естественный отбор. Таков уклад, помноженный на трусость и зависть.

Можно сказать, что здешнее общество питается из нижайших чувств. Но оно так привычно-умело сакрализует его высшими побуждениями (святынями, скрепами, целями).

Вещи

(детское)