Человек с синдромом дна

Хаос в горошек… Горошек — в пулю… Слышу я, как Осень хрипло звенит бубенцами Конца, желтой гибелью листьев осеннего праха, как звенит колокол по Руси осиновой.

Все опостылело мне — и Иосиф Виссарионович, насекомое раздутое, кукла грузинская, Карабас-Барабас для наивных мальвиновых мальчиков русских, да для пингвинов в пиджаках чекистких.

Я бы спросил его: „Иосиф, перед кем понтуешься?“ Перед родинойрусьюсакральнойнеистребимойпараллельнойпосторонней, заледеневшей Моргоградом Ничто, Атлантидой перевернутой?.. Так нет такой Руси, нет!»

* * *

Командира расстреливают.

Командир, уже мертвый:

«Чертовая матрица! Не стоило всматриваться в Ивана то мертвого! Многое увидел я. Словно нутрь яви прозрел. А Родина-Мать, она то зрячих не любит! Выколет мне глаза коготками сучьими, садистически-задиристо, разухабисто-чикатилисто. А видение, что было мне — антинародно. Посему, выколят мне глаза колом, расчленят серпом, да молотом ударят по горе-уму. И этапом грустным, поэтом русским унесусь в смысловое гетто, туда, где нас нету. Гением от гниения, от гибельного Ивана, от вечного возвращения, от голоса Левитана…»

Колобок — гностический герой

Летят стрелы вражеские. Летят стрелы отравленные. Летят со всех сторон на Русь. И попадают точно в цель — в душу народа русского, душу широкую, да неуклюжую. Она, душа эта, солнышко распятое, блин расплющенный под вражеским сапогом.

Он же, блин этот — дремотное томление, Неубежавший Колобок. Будь она Подлинным Колобком, душа эта, не была бы она так жертвенно-очевидна, так заплевана, так темна, да затоптана. И шизоидно-революционна, как «Броненосец Потемкин», не была бы. И обманута бы она не была.

И стрелы вражеские не попали бы в нее.

И судьбу другую имела бы Русь. Великую.

Колобок — Гностический Герой (Кол в Боге), идущий с колом, мечом, ножичком, с деструктивной опасной основой своей, с некоей сакральной самостью.

Колобок — символ Тотального Ухода, с изощренной ловкостью Дон Хуана и улыбочкой Иванушки-Дурачка обходящий ловушки злого русского леса.

Он — бесчисленность внутренних кругов ада, бесконечное вращение-возвращение.

Он — великое Множество. Невозможное Число, с миллиардом колобков-нулей. Число, извлеченное из Корня Мандрагоры. Он — вычитание всех возможностей свобод из Черного Квадрата Камеры Мира, где повесился Малевич и замолчал Гамлет.

Колобок — Гамлетовское «или». Избежание всяческой обусловленности. Не «попадание в щель между мирами», а сознательное игнорирование Бытия и Небытия. «Мир ловил меня, но не поймал», — мог бы сказать Колобок словами украинского философа Сковороды.

«Колобок — единственный Христос, которого мы скушаем».

© Жань Поль Лиса

Колобок — «Посторонний» Камю, его абсолютность. Облако, улетевшее в запределье, после кремации Мерсо. Колобок — преодолевшее человека Нечто, данное в полной экзистенциальной концентрированности. Он — лишенное рефлексии и философского многословия, магическое обращение в шар, еще не ушедший в сферы духа, еще плотский, но идеально-геометрический.

Он же — абсолютная протестная субстанция, не подчиненная законам мира, нечто Чудесное — онтологический Танечкин мяч («не утонет в речке»). Облако плотского.

Шалтай-Болтай — аналог Колобка

Камень из «Мифа о Сизифе» Камю мутирует наконец-то в руках Бунтующего Человека — Сверх-Сизифа, дошедшего до вершины горы, не уронив его.

…Это еще не Колобок, а какой-нибудь, например, английский Шалтай-Болтай.

«Шалтай-Болтай свалился во сне».

Жест этот косвенно направлен против власти.

Эта некая Революция Во Сне. Одна из неиспользованных радикальных политик. Революция Во Сне ничем не хуже обычных революций, предсказуемых и вычисляемых.

Быть может, Современная Россия нуждается именно в такой революции — Революции Во Сне…

«Вся королевская конница,

Вся королевская рать,Не может Шолтая,Не может Болтая,Не может Шолтая-БолтаяПоднять.»

Не забывайте этих строк! Ошалевайте от Шалтая! Перечитывайте их, а не Батая! Шалтай-Болтай — отрицание Батая.

Шалтай-Болтай — аналог русского Колобка. Но он более анархист, нежели гностик. В нем больше абсурдного, чем идейного. Он не проходит Путь Героя, а просто Валится, причем Во Сне. Но валится Куда Надо. Он достаточно революционен. В нем, безусловно, протест. Но это шизо-протест. Неизбежное движение одного из нескольких исторических деструктивных элементов. Инстинктивный порыв, брожение низших энергий. Необходимый алхимический компонент исторического взрывного коктейля.

Шалтай-Болтай вторичен по отношению к Алисе, Птице Додо, Чеширскому Коту. Он — разбуженный ими пассионарий. Заметим, разбуженный случайно. Вокруг — гностический мусор.

Шалтай-Болтай — мамлеевское шатание, воля к нулю, упрощение неваляшки.