Человек с синдромом дна

Лайк — удобная минимализация жеста, удачное совмещение вежливости и оплаты. Вот и в жизни бы так — поставил человеку лайк, и более ничем ему не обязан.

* * *

Человеку с гламурным сознанием в жизни то и приткнуться негде. Все шероховато вокруг, все некачественно. (И) поэтому Ничто — гламурно. Вообще — Абсолютный Гламур — есть высшее, даже по отношению к эстетичному. Ибо эстетичное — всегда приспосабливающееся, всегда компромиссное, всегда околоморальное.

* * *

Не отказывайте себе в Ничто.

* * *

Если вспомнить мифологию, редкий герой довольствовался Результатом. Герой, как правило, ничего не получает. Ну и, следовательно, Абсолютный Герой получает Ничто.

* * *

Кстати, вы заметили, что большинство женщин не говорит, а как-бы мурлыкает? Урчит. Шепчет томно-расслабляюще. Так вот, все самые страшные вещи на свете происходят под этот убаюкивающий женский шепоток.

* * *

Просыпаться даже — уже возвращаться в некую унылую обреченную статичность, в неизбежную Точку Отсчета определенной метафизической и экзистенциальной безысходности. Полагаю, идея Вечного Возвращения запечатлена для многих именно в этой физиологической ясности. Впрочем, ясность всегда физиологична. В отличии от Ничто-Истины, коя идеальна в бесчувственном своем отсутствии.

Только волею к власти отныне ведомы

Только волею к власти отныне ведомыРоковые чудовища, в отрицании тварных страстей.С васнецовой улыбкой возникнут лубочные вдовы,Чтоб кровавую Волгу черпать черепами детей.

Взвоют матери мертвые, матрицы злые мокрицы.Тьмы матрешки разинут влагалища мглы.В эту бездну смотри, навсегда ускользающий Ницше,И узнай, наконец, как немецкие страхи малы.Как погромно-огромна кошмарная мглистая Волга,В чьих глубинах таится огромное логовохищной болотистой тьмы.И бредут средь обрезов березбезобразные серые волки.(Их убили голодные зомби в клыках

колдовской Колымы.)Как же чувственно-неженсей смрадный экстаз поглощенья,Похотливо дурманящий душичервивый болотный обед!Лишь отеческий череп страшнеев своем беспощадном прощенье,В завещании, эхом подземном звучащим:«Пожалуйста, кушайте, дет…»И веками людские щенки ненасытно и жадно лакаютТу могильную, мглистую, гнилостно-липкую кровь.

Бога нет. И прощения нет. И немногие знают,Что лишь эта жестокая дикая связьв закольцованном миресобою являетТо, что в суетной жизни тотально тождественнослову «любовь».

Шестой палец

(Отрывок из книги «Аномализм»)

Прабабушка Ф именовалась Ф Минус. Минус. Минус. Как-будто бездушные дети с настоящего соскребли корочку, тихо так что-то хрустнуло, время опрокинуло глаза с мясом и кровью назад, в прошлое, Ф Минус наконец-то предложили выйти замуж. Она, как всегда в минуты безделья, смотрела на руки. Левая с четкими жилочками, тонкая, с изощренным узором линий (гадалки всегда шептали что-то невнятное, пугались сами, пугали Ф Минус неясными предостережениями) и правая такая же почти, почти — глумливо расцветала живым (живым!) шестым пальцем. Считала слева направо: «раз, два, три, четыре, пять, шесть», и справа налево: «шесть, пять, четыре, три, два, один», желая вдруг не дойти до нехорошей цифры, понять, что ошибалась, путала, что нет его и не было никогда, этого чужого некрасивого отростка. Когда просыпалась, первым делом глядела на руку. Когда шла по улице, в мороз, неожиданно останавливалась, забегала в безлюдную подворотню, снимала варежку и жадно, подолгу смотрела, каждый раз ошарашиваясь, видя будто впервые, и после, дома жестко и энергично растирала окоченевшие руки.

Возилась на кухне, быстро и умело расчленяла скользкие трупы овощей, особенно ловко выходило с морковкой, похожей на негнущийся заостренный палец оранжевой ведьмы.