Человек войны

– Ладно, купил подарки, приезжаю в Михайловку. Ну, как водится, отметили встречу. Сам председатель навестил, всю войну пересидел в Ташкенте. Утром проснулся, осмотрел усадьбу – полная разруха. Даже дров нету. Спрашиваю у мамы, что, колхоз завести не может? Нет, отвечает. Дважды обращалась в правление. Отказали. Ладно. Иду к председателю. А у него, гада, хата под железом, три поленницы дров и полон двор живности. Начинаем разбираться. Слово за слово, дал ему в морду. Водой отливали.

На следующее утро приехал участковый и меня в район, к прокурору. Хорошо, тот оказался бывший фронтовик. Замял дело. А напоследок остерег. «Хоть и Герой, сиди тихо. А то поедешь на лесоповал. Наших туда быстро оформляют.

Спустя неделю председателя смайнали, назначили другого. А мне военком предложил идти в милицию.

– Ну и чего же не пошел? – вскинул бровь Дим.

– Не по мне это, – вздохнул Петька. – Я же шебутной. Ты знаешь. Пока побуду здес, помогу матери с дедом, а потом, наверное, вернусь на флот на сверхсрочную.

– Хорошее дело, – согласился Дим. – Но только ты больше не залупайся. А то влипнешь, как я. Не все прокуроры добрые.

– Теперь не буду, – улыбнулся Петро. – Ты рядом.

Утром Дим проснулся от громкого «подъем!» и резво вскочил с кровати.

– Ничего, навыков не потерял, – сказал стоявший в проеме двери Петька. – Давай, умывайся, будем рубать блины со сметаной.

– А где мамаша? – поинтересовался через пару минут, старшина, звякая соском рукомойника на кухне.

– Ушла на дойку еще в пять, – накрывая на стол, ответил Петька. – У нас не то, что в городе. Встают рано. Я уже смотался к председателю и отпросился на целый день. Мол, заехал фронтовой друг. Тот отнесся с пониманием. Ну, вроде все, – оглядел стол. – Садись, дернем по лампадке.

Потом друзья приняли из вчерашней четверти по «лампадке» и принялись за блины, макая их в сметану. Те превзошли все ожидания.

– М-м, – довольно промычал Дим. – Здорово, как на масленице.

– А то! – налил ему Петька в кружку из парящей манерки. – Давай под чаек. Больше влезет.

– Ну что, двинем к твоему деду? – когда прикончили последний блин, утер рушником Дим губы. – Мне тут особо светиться не с руки. Сам понимаешь.

– Двинем, – утвердительно кивнул Петро. – Только соберу ему гостинец. И вышел.

Когда он вернулся, на столе стояли две банки «второго фронта», лежала россыпь кускового сахара и три плитки чаю.

– Побалуешь Надежду Марковну, – сказал уже одетый Дим, захлестывая лямкой изрядно опустевший сидор.

– Богато живешь, – поцокал языком Петро. – Спасибо.

После этого они вышли во двор (хозяин вставил в клямку двери щепку) и направились к мотоциклу, у которого стоял небольшой жестяной бочонок, а рядом противогазная сумка.

– Это что? – поинтересовался Дим.

– Керосин и самосад. Доставлю деду с оказией.

– Понял, – сказал Дим, открывая багажник. – Черт, совсем забыл! – достал оттуда коробку. – На, будешь душиться, – передал приятелю.

– Куда мне столько? – выпучил Петька глаза и выложил назад половину.

Далее он отнес парфюм в хлев, а Дим загрузил все в багажник и патронные сумки. Затем старшина завел мотоцикл, а Петька открыл ворота, и вскоре они пылили по улице села в сторону выгона. Теперь за рулем был Морозов, а Дим покачивался в люльке.

Миновав меланхолично жующих жвачку коров с сидящим в стороне подпаском, «Цундап» вымахнул на невысокое плоскогорье и направился по двум малоприметным колеям туда, где виднелся Днепр, к убегающему горизонту. Сверху открывалась чудесная панорама: багряно-желтые в предзимье леса, голубые сосновые перелески и между ними полынные участки степи.

– Красиво! – проорал Дим Петьке сквозь тарахтенье мотора.

– Ага! – тот выжал сцепление, переключая скорость. – Дальше будет еще лучше!

Когда плоскогорье закончилось, мотоцикл нырнул в долину, а Петро сбавил газ и стал притормаживать.

– Волчьи буераки! – наклонился к пассажиру. – Еще километров пять, и будем на хуторе!

За поросшим дубами и зарослями терна поворотом открылась небольшая, удивительно зеленая луговина со старым колодезным срубом в центре. Петька подрулил к нему, и мотоцикл остановился.

– Перекур, – встал из седла. – А заодно попьем с кринички.

Из берестяного ковша, лежавшем на замшелом камне, они удалили жажду студеной, пахнущей мятой водой, после чего Петро закурил и спросил Дима:

– Хочешь грушек?

– Откуда? – не поверил тот. – Шутишь!

– Пошли, – сказал приятель, направляясь к высокому раскидистому дереву в конце луга.

Оно было совершенно голым с ковром шуршащих под ногами пожухлых листьев.

– Угощайся, – наклонившись, гребнул Петро рукою и протянул ее Диму.

На широкой ладони золотились несколько мелких плодов с коричневыми бочками. Взяв один, Дим осторожно его надкусил (на лице отразилось изумление), а потом быстро счавкал остальные.

– Ну вот, а ты боялся, – рассмеялся Петро, вслед за чем они собрали по шапке.

– Никогда таких не пробовал, – сказал Дим, когда они возвращались к мотоциклу. – Вроде «дюшеса», но еще лучше.

– Тут и зверья полно, – высыпав дички в одну из сумок, щелкнул карабином Петро. – Дед по весне застрелил кабана в плавнях.