Человек войны

– А тут что, есть плавни? – спросил Дим, усаживаясь в люльку.

– В нескольких километрах от хутора пойма Днепра, – толкнул Петька сапогом рычаг стартера.

– Ду-ду-ду, – ответил «Цундап», плавно трогаясь с места.

Через полчаса подъехали к хутору. Он стоял на опушке леса. Это был рубленный из сосны и крытый щепой дом с несколькими хозяйственными постройками, огородом и старым садом, огороженный параллельно тянущимися жердями, именуемыми в этих местах «тыном».

Навстречу от усадьбы с басовитым лаем покатил рослый волкодав, который, узнав Петьку, радостно запрыгал вокруг мотоцикла.

– Отойди, Черт, задавлю! – махнул рукой тот, после чего «Цундап» въехал на подворье и остановился у дома.

А от одного из строений уже шустро семенил невысокий жилистый старик в бараньей шапке и меховой безрукавке.

– Тю, та чи Петро!? – залучился он морщинами, приблизившись к мотоциклу.

– Я, я, дед, – приобнял хуторянина внук. – С фронтовым другом.

– Друг, цэ добрэ, – цепко тряхнул гостю руку старик. – Я Богдан Захарович. А тэбэ як величать, хлопчэ?

– Дмитрий, – прогудел сверху тот. – Красиво у вас тут. И Днепр рядом.

– Точно, – разгладил седые усы старик. – Так чого мы стоимо? Будь ласка до хаты.

– Мы тут тебе гостинцев привезли, – поставил у мотоцикла Петро бочонок и сумку, а Дим вручил деду три флакона одеколона.

– Ну всэ, – лукаво сощурил тот глаза. – Кэросин з тютюном есть, а до ных одеколон. Можна жэнытысь.

– Какие твои года, дидусь, – подмигнул деду внук, после чего все взяли вещи и, оживленно переговариваясь, пошли к хате.

Миновав сенцы, увешанные связками сухих трав, где Петро оставил бочонок, они вошли сквозь низкую, обитую мешковиной дверь и оказались в кухне.

Слева высилась груба с лежанкой, затянутой ситцевой занавеской, у окна стоял стол с угловыми лавками, а в простенке буфет и жестяной умывальник. Из кухни два проема вели в смежные комнаты.

– Так, козаки, вы покы раздягайтэсь, а я до коморы, – взял с полки расписной глечик дед, после чего вышел.

Вскоре он вернулся к ним с небольшим полотняным свертком, а также стеклянной бутылью, заткнутой кукурузным початком.

– Оцэ мэд, трошки сала, а ще грушова горилка, – бережно водрузил все на стол и направился к буфету.

Оттуда извлек хлеб, три миски, остро отточенный немецкий штык-нож и деревянные ложки.

– А ты, Пэтро, вынь из грубы чугунок, – нарезая хлеб и сало, приказал внуку. – У мэнэ там юшка з пэчэрыцями упривае.

Когда хлеб с салом были нарезаны, а в мисках задымилась исходящая дразнящим ароматом «юшка», Богдан Захарович налил всем сидящим за столом грушовки.

– Ну, будьмо! – коротко сказал он и первым опрокинул под усы чарку.

– Ху! Словно боженька голыми ножками по душе пробежал, – выдохнув, бросил в рот пластинку сала Петька. – Давай, Димыч, попробуй, это от лесного кабанчика осталось.

– Нэпогыный був, – наполнил по второй дед Богдан, – ну, а зараз пид юшку.

Суп был необычайно вкусен и приправлен травами.

– Так вы что, сами хозяйничаете? – опорожнив вторую миску, поинтересовался Дим у хозяина.

– Чому сам? – налил в глиняную плошку темного меда дед. – З вэсны до осини дочка та онукы допомагають. Бабка два года як помэрла, царство ей небесное.

– Выходит, ты у матери не один? – взглянул на Петра Дим.

– Есть еще старшая сестра, живет в соседнем районе.

После третей пили димкин плиточный чай с медом, слушая, как за печью трещит сверчок, и в одной из комнат тикают ходики.

– Ну што, выйдэм на двир перекурымо? – сказал дед Богдан, когда гости подкрепились.

– Точно, нужно освежиться, – кивнул Петро. – Крепкая, Захарыч, у тебя грушовка.

Чуть позже все трое сидели у дома на присьбе, внук с дедом курили, а Дим почесывал за ухом подошедшего к нему Черта. Пес глядел на него янтарными глазами и вилял хвостом. Нравилось.

– Ото ж надо? – пыхнув дымом из вишневой трубочки, удивленно покачал головой дед Богдан. – Вин у мэнэ злый як чорт, а до тэбэ ластыться.

– Собака чует хорошо человека, – со знанием дела сказал Петька.

– То так, – философски изрек хозяин.

Потом внук рассказал деду о побратиме, и что с ними случилось в Венгрии, со всеми вытекающими подробностями, а Богдан Захарович молча выслушал.

– Я сам був солдатом, – сказал он. – А щэ Суворов казав «Сам погибай, а товарища выручай». – Зоставайся, Дмитро, скикы трэба.

Вечером, когда край неба стал темнеть, Петька тронулся в обратный путь на мотоцикле. Об этом друзья договорились накануне. Объяснить появление «железного коня» было просто: мол, купил у заехавшего друга за полцены. Трофейные мотоциклы и авто у населения после войны не были редкостью.

У Дима же начался очередной этап жизни в лесном хуторе. С дедом Богданом они быстро сошлись характерами, а Черт не чаял в постояльце души, поскольку по утрам тот шутливо возился с ним, что здоровенному волкодаву весьма нравилось.